 |
 
|
|
 И это все о ней, о Южной столице…
НЕВЕРНАЯ АУРА ГОРОДА ВЕРНОГО…А РАВНО АЛМА-АТЫ И АЛМАТЫ
Несколько слов об алма-атинской магии
Роман был написан через тридцать лет после обозначенной писателем даты, и эти годы жизни Юрия Осиповича вместили в себя и высылку его, урождённого москвича и московского студента, из Москвы в Алма-Ату, и кратковременный арест здесь в Алма-Ате в 1937-м, и два новых ареста при попытках выехать из Алма-Аты в Москву в 1939 и 1949 годах с последующими лагерными сроками на Колыме и в Тайшете. Любой другой человек, тем более писатель, казалось бы, должен был ненавидеть Алма-Ату как город-тюрьму своей жизни. Домбровский же, вернувшись после реабилитации в Москву, все свои московские годы вплоть до кончины в 1978-м регулярно приезжал и подолгу жил в Алма-Ате. И главное — одарил нас двумя великими романами, значащими для нашего города примерно то же, что пушкинский «Медный всадник», романы Достоевского, стихи Ахматовой и Бродского — для Петербурга, булгаковские «Белая гвардия» и «Дни Турбиных» — для Киева, а его же «Мастер и Маргарита — для Москвы. Или возьмём совсем другие историко-литературные пласты — например, семиреченские репортажи Петра Краснова, казачьего офицера и будущего белогвардейского и гитлеровского генерала (год 1911, сразу после разрушительного верненского землетрясения). Или же тексты его военных и политических врагов по Гражданской войне — писателя-комиссара Дмитрия Фурманова (репортёрский роман «Мятеж» про 1920 год в Верном) и наркомвоенмора Льва Троцкого (43-я глава из его мемуаров «Моя жизнь, относящаяся к 1928 году, проведённому в алма-атинской ссылке). В последнем случае — опять, как у Домбровского, ситуация города-тюрьмы, но какая поэтическая нота при воспоминании об этом городе!.. А возьмём воспоминания об Алма-Ате (правда, не весьма многочисленные) эвакуантов Второй мировой, как например киносценаристки Анны Войтоловской или репрессированной в 1944-м студентки-филологини Доры Штурман. А более всего — изумительную поэму эвакуированного Владимира Луговского «Город вещих снов — Алма-Ата»… Или возьмём из 70-х годов — научно-фантастическую повесть «Куда спешишь, муравей?» тогдашнего начальника над советской фантастикой Юрия Медведева, личности весьма одиозной в позднесоветском Фэндоме (мире литературной фантастики). Личность-то одиозная, но повесть-то какая поэтичная — постольку, поскольку действие происходит в Алма-Ате и в горах Заилийского Алатау. И только в нынешней книжной и блокбастерной фантастике её заслуженный корифей Сергей Лукьяненко, этот бессменный лидер продаж и разводящий всевозможных «…дозоров» — «Ночного», «Дневного», «Сумеречного», а теперь и «Последнего» — демонстрирует полнейшее равнодушие к городу своей юности, где он начинал врачом-психиатром, менеджером СМИ и, наконец, романистом. Однако хроническое невоздействие на одного этого писателя алма-атинской литературной магии, столь мощно покорявшей самых разных его предшественников, наверное, есть как раз то самое досадное исключение, которое лишь подтверждает общее правило. «Когда часы тринадцать бьют…» Однако есть и другое правило, видимо, являющееся в каком-то специфическом смысле оборотной стороной фирменной алма-атинской магии. Это — фирменная же алма-атинская неточность, необязательность, неряшливость, хронически поражающая едва ли не любого из наших современных журналистов, берущихся написать о родном городе что-нибудь хорошее. Пишут об Алма-Ате, её улицах и домах, знаменитых и незнаменитых людях… но всякий раз, завидев на газетной полосе что-нибудь об Алма-Ате, я заранее вздрагиваю, ожидая очередной порции «тринадцатых ударов». Поясню формулировочку. Есть такая байка о настенных или башенных часах с боем, которые в полдень или в полночь вдруг пробили не двенадцать раз, а… тринадцать. Отсюда — хрестоматийное «правило тринадцатого удара», согласно которому в любом тексте, в котором без юмора, на полном серьёзе говорится «…часы пробили тринадцать», всему остальному вера точно такая же, а проще говоря, никакой. Хотя, может, и напрасно — статья вполне может быть дельной и интересной даже и вопреки наличию в ней некоторого количества «ляпов». Разумеется, число таковых не должно быть критическим, когда статье уже ничего не поможет в глазах просвещённого читателя. Я сам — алмаатинец и по рождению, и по собственному выбору; не вдаваясь в объяснения этих градаций, напомню лишь, что в 1993-94 гг. редактировал газету «Столица Алматы», в 2003-05 гг. вёл газетный цикл «Верный — Алма-Ата — Алматы: 150 лет» в специализированной газете «Без опасности». И уже непосредственно как прессовед и прессозащитник писал о некоторых аспектах алма-атинской тематики в наших СМИ — например, о праве на использование дефиса в слове «Алма-Ата» как частном, но вопиющем случае защиты свободы слова и творчества (см. «ЗиП» № 10 за 2004 г. и на «КУБе» 22 и 27 октября 2004 г.). Цель этой исповеди-самохарактеристики — объясниться с читателем по поводу той страстности, что может показаться кому-то мелочностью и едва ли не занудством, но которой будет неизбежно напитан обзор избранных артефактов из моей многолетней коллекции журналистских «ляпов». Точнее, из того её раздела, в котором собраны ляпсусы, тематически связанные с Верным, Алма-Атой и Алматы — та самая неверная аура города Верного. Три имени и две транскрипции: не заблудиться бы в трёх соснах! В последние годы к пертурбациям с именем города добавилась и путаница с определением его возраста, вследствие чего было сорвано достойное празднование 150-летия города в 2004 году. Точнее сказать, и поэтому тоже… Однако же печатные утверждения о том, что Алматы не 150 лет, а полторы или две тысячи, я хоть и воспринимаю как бред и шарлатанство, но всё-таки не отношу к «ляпам», а вполне философски констатирую: ладно, такое у авторов мнение, отличное от моего. А ещё вполне возможно, что эту самую «неверность» подпитывает неоднократная смена нашим городом имён и форм имени (четырежды за 150 лет реальной биографии города, из них дважды — по идеологическим мотивам в связи со сменой политических формаций). Основанное в 1854-м Заилийское укрепление в следующем году переименовывали в Верное, а в 1867-м оно возводится в статус города Верный; в 1921-м город переименовывают в Алма-Ата (склонять по падежам начали лишь в 50-х годах), а в 1993-м — в Алматы. При этом старое название Алма-Ата, склоняемое по всем падежам, продолжает жить на страницах отдельных изданий не только как исторический раритет, но и при описании современных реалий. Казалось бы, не можешь запомнить — составь табличку с формами и датами, пускай висит в редакции на стеночке над компьютером, а редактор или корректор сверяется и исправляет в текстах авторов, нетвёрдо ориентирующихся в данном вопросе! Вместо этого наши газеты (о телевидении даже не говорю) плодят неточность на неточности и несуразицу на несуразице. Пример навскидку — из творчества известного алма-атинского журналиста Елены Брусиловской, в чьих текстах так много искренней боли за родной город и его историю, грубо попираемую нынешней властью и «диким рынком». Ну так тем более не помешало бы внучке и правнучке знаменитых верненских садоводов Тихона и Никиты Моисеевых побольше следовать в своих статьях на алма-атинские темы исторической точности в деталях — тогда и «тринадцатых ударов» будет поменьше. Вот начало статьи Е. Брусиловской о её предках-садоводах и выведенных ими сортах апорта «ЦАРЬ-ЯБЛОКО» (газета «Столичная жизнь» за 14 июля 2005 г.): «К 1910 году в небольшой казачьей станице, какой тогда была Алма-Ата, насчитывалось свыше 500 садов». Что ж, названное журналистом количество плодовых садов в городе могло быть именно таким, могло их быть и гораздо большим, но вот с городом и станицами дело обстояло совсем не так! Во-первых, никакой Алма-Аты (а уж тем более никакого Алматы) в 1910 году не было в природе — был только город Верный. Во-вторых, этот город НИКОГДА НЕ БЫЛ казачьей станицей — ни большой, ни небольшой. В 1856-67 гг. к укреплению Верному прилегала Алматинская станица, а за последующие 43 года, если считать их по 1910-му, к городу Верному (городу, а не форту и не станице!) прилегали ДВЕ РАЗНЫХ казачьих станицы — Большая и Малая Алматинские. Они имели особую форму управления и подчинялись областному войсковому правлению, а не городской управе. И лишь в 1927 году Большая станица была включена в черту города, а Малая станица — так и вовсе в 1962-м, то есть никак не «к 1910 году». Аналогичный пример — из другого автора и со страниц другой газеты. В статье председателя Комитета по увековечению памяти защитников Родины Алматинского городского Совета ветеранов Байзуллы Акижанова «ПАРЕНЬ С ВИНОДЕЛЬЧЕСКОЙ УЛИЦЫ» (газета «Новое поколение» за 3 февраля 2006 г.) рассказывается о военном лётчике Сергее Луганском, дважды Герое Советского Союза. Повествуя о ДВУХ военных подвигах С. Луганского, автор статьи допускает ДВА «тринадцатых удара», и оба в отношении имени города. Так, в статье приводится исторический факт из времён Великой Отечественной войны: «Трудящиеся столицы Казахстана Алматы подарили эскадрилью самолётов авиационному полку, которым командовал Луганский». Здесь налицо погрешность против истории: в 40-х годах город назывался не Алматы, а Алма-Ата. Несколькими абзацами ниже автор статьи пишет о рождении своего героя: «Сергей Данилович Луганский родился 10 октября 1918 года в городе Алма-Ате на Винодельческой улице (улица Луганского)». И здесь тоже погрешность: в 1918 году город назывался не Алма-Ата, а Верный. Публикуя статью ветерана, редактору исторической полосы «НП» Галине Галкиной следовало бы устранить оба ляпсуса, выправив допущенный автором исторический «сдвиг по фазе». Довольно распространённый в местных редакциях убойный довод «но ведь у автора так написано!» здесь совершенно неуместен. Ибо СМИ, выполняя нечастыми краеведческими публикациями благородную просветительскую функцию, не должны тиражировать фактографическую путаницу! От Алма-Аты до Берлина через Перепутовы острова В городоведческой сфере пользуется большим авторитетом старый алма-атинский краевед, историк архитектуры и журналист Владимир Проскурин, ныне проживающий в Берлине. Однако приходится с большим сожалением констатировать, что за пять лет своего эмигрантского житья «Проскурин из Берлинска» (так он назван в заголовке небольшой заметки Г. Галкиной о его недавнем посещении родного города, опубликованной в «НП» за 10 марта 2006 г.) стал ещё больше склонен к всевозможным историческим и географическим ляпсусам, чем был до эмиграции. Дичайший «ляп» содержится в первой же строчке проскуринского монолога «ПРОГУЛКИ ПО АЛМАТЫ»: «В бывшем здании Госсовета располагались театры — русской и казахской драмы». Помилуйте, господа, откуда в Алма-Ате 30-х годов было взяться Госсовету? Такого учреждения вообще никогда не было в советской системе, а было оно только в Российской империи до 1917 года (см. известную картину И. Е. Репина «Заседание Государственного совета»). Возможно, на странице «НП» проскочила опечатка, и нелепое «здание Госсовета» следует читать как вполне реальное «здание Горсовета»? Однако применительно к двум алма-атинским театрам это не проходит: из множества источников хорошо известно, что в довоенные годы они помещались в построенном специально для них Центральном дворце культуры на углу улиц Комсомольской и 8-го марта (ныне Толе би и Калдаякова). В 1941-м же, с началом массовой эвакуации из Москвы и Ленинграда, это здание было передано эвакуантской Центральной объединённой киностудии (ЦОКСу), а оба республиканских театра разместили в здании клуба НКВД на улице Дзержинского, о чём Проскурин и сам говорит несколькими строчками ниже. Так что ни мифический Госсовет, ни реальный Горсовет депутатов трудящихся в рассказе об алма-атинских театрах совершенно не причём. Далее в своём монологе натурализованный берлинец Проскурин ностальгирует по 30-м годам (слава богу, не по германским, а по советским, хотя на это тоже ещё как взглянуть). Дескать, у нас в Алма-Ате «…в тридцатые годы очень бережно и экономно относились к строениям, предназначенным к сносу. Их переносили из центральной части города на улицы-линии — Гончарную, Муратбаева и так далее… Так был перенесен когда-то дом Зенкова». Может быть, дома и вправду куда-то переносились (лично мне ни один такой факт не известен, но вдруг), однако явно же не на «улицы-линии». Эти улицы расположены ЗАПАДНЕЕ речки Весновки, а расположенная на ВОСТОЧНОМ берегу этой речки улица Гончарная, она же Муратбаева (это одна улица, а не две разных!) ничего общего не имеет ни с 1-й линией (ул. Мирзояна), ни со 2-й линией (ул. Исаева), ни с 3-й линией (ул. Нурмакова) и так дальше вплоть до последней в этом районе 17-й линии (ул. Розыбакиева). Наконец, дом Зенкова (точнее, тот дом, на котором сейчас вывешена мемориальная доска с его именем) расположен — или, по Проскурину, перенесён туда — и вовсе вдали от улиц-линий, на углу Амангельды и Советской (ныне Казыбек би). Похожее раздвоение, когда два разновременных названия одной и той же улицы превращаются в названия двух разных улиц, читаем у Проскурина и дальше: «До землетрясения 1987 года (досадная опечатка: конечно же, 1887 года! — А. С.) город должен был строиться вдоль современной улицы Райымбека. Были созданы первые 20 кварталов. Справа, где сейчас улица Ташкентская, строились промышленные участки, предполагался караван-сарай…». Надо ли пояснять, что улица Ташкентская (до 1990 года) и проспекта Раимбека (теперь) — это одна и та же городская артерия? Вообще, употребление невпопад понятий «проспект» и «улица» (надо: улица Ташкентская, но проспект Райымбека — именуют наоборот; надо: проспекты Достык или Сейфуллина — именуют улицами и т. п.), а заодно и путанье старых и новых названий улиц и проспектов — это стало истинным бичом не только в журналистских текстах, но и в рекламе и объявлениях, тиражируемых СМИ. Исправлять же ошибки и нелепости в оплаченных текстах редакторы то ли считают ниже своего достоинства, то наоборот, не считают себя вправе делать (рекламодатель прогневается!), то ли попросту не замечают непорядка… Генерал + губернатор = генерал-губернатор? В начале ХХ века появилось и обрело широчайшую известность, сохранившуюся и поныне, замечательное книжное издание — многотомная «РОССИЯ. Полное географическое описание нашего Отечества. Настольная и дорожная книга для путешествующих» под редакцией П. П. Семёнова-Тян-Шанского. Особо известен 19-й том этого издания «ТУРКЕСТАНСКИЙ КРАЙ», упоминаемый в как минимум двух известнейших историко-литературных источниках конца 20-х и начала 30-х годов. Лев Троцкий в своих мемуарах «Моя жизнь» рассказывает, как при транспортировке его с семьёй в алма-атинскую ссылку, во время снежного заноса на Курдайском перевале, был утерян чемодан с книгами, из которых Троцкий больше всего сожалел об утрате именно Семёнова-Тян-Шанского. В романе же Ильфа и Петрова «Золотой телёнок» в сцене отправления из Москвы, с Казанского вокзала, литерного поезда журналистов и писателей на открытие Восточной магистрали (сейчас бы мы сказали: в пресс-тур на презентацию нового транспортного коридора) профсоюзный журналист Ухудшанский штудировал в купе туркестанский том «Настольной книги для путешествующих». Вспомнили? Так вот, есть в этом томе раздел «Семиречье», а в нём — статья «Верный», неоднократно воспроизведённая и цитированная в современной алма-атинской прессе. В этой справочной статье предпоследняя фраза (перед завершающей справкой о городском бюджете Верного) такова: «Память известного устроителя Семиречья, генерала Колпаковского, до сих пор жива в Верном и во всём крае, но к сожалению до сих пор не увековечена достойным этого выдающегося деятеля памятником». Сии слова ничуть не утратили актуальности и посейчас, причём в обоих смыслах. И в том, что память Г. А. Колпаковского так и не увековечена достойно (с тяжёлым скрипом городские власти пошли на присвоение имени Колпаковского маленькой улочке Новосельской, но настенных табличек на домах за пять лет так и не появилось). И в том смысле, что эта память до сих пор жива в нашем городе и в его масс-медиа. Но сколькими же нелепостями сопровождается её выражение на страницах наших СМИ! Начнём с того, что нашим журналистам, когда-либо упоминавшим личность Колпаковского, абсолютно не по силам правильно назвать, не перепутав его воинские звания (сначала полковник, потом генерал) и занимаемые им должности (начальник округа, потом военный губернатор области, и только потом генерал-губернатор, но… уже не у нас, не в Верном). Практически все пишущие упорно титулуют Колпаковского «семиреченским генерал-губернатором» или «генерал-губернатором Семиреченского края», хотя такого края как административной единицы никогда не было. Была Семиреченская область, входившая попеременно то в Туркестанский край с центром в Ташкенте, то в Степной край с центром в Омске, то опять в Туркестанский край. Колпаковский же был в 1858-65 гг. начальником Алатавского округа, потом два года семипалатинским военным губернатором, а в 1867-82 годах — семиреченским, и именно здесь он прославился как гуманный, разумный и дальновидный устроитель края (употребляем здесь это слово не в административном, а в чисто географическом значении). Обязанности же туркестанского генерал-губернатора Колпаковский лишь временно исполнял при отлучках из Ташкента своего шефа, знаменитого К. П. Кауфмана. И только в 1882-89 гг. наш Герасим Алексеевич действительным был генерал-губернатором Степного края, в который входила и Семиреченская область с 1882-го по 1897 годы. Казалось бы, не такие уж сложные пертурбации и тонкости, чтобы их не мог запомнить алма-атинский журналист, не чуждый изредка черкануть что-нибудь хорошее на темы истории родного города. Однако наши коллеги путаются в них практически всегда. Правда, здесь возможна и такая причина, что весьма скромно звучащая должность «просто губернатора» (или, например, словосочетание «Губернаторский дом») кажутся журналистам слишком мелкими для исполина Колпаковского и любимого города — то ли дело «генерал-губернатор» или «Дом генерал-губернатора» (хоть его и снесли осенью 2004-го, аккурат к 150-летию города)… Из многочисленных примеров газетных публикаций, в которых тиражируется эта ошибка, назову последнюю по времени (во всём же остальном очень дельную) статью известного фотожурналиста Валерия Коренчука «БЫЛ СТРОГ, НО СПРАВЕДЛИВ!», посвящённую 110-й годовщине со дня смерти Колпаковского (газета «Новое поколение» за 21 апреля 2006 г.). Помимо всеобщей путаницы с губернаторской должностью и генеральским званием, в этой статье есть и совершенно оригинальный ляп»: перечисляя ордена и кресты, которыми был награждён Колпаковский, автор называет среди них и такой: «Святого благочинного князя Александра Невского 1-й степени». Юмор здесь в том, что Александр Невский именовался в царской России и поныне именуется Православной церковью «святым БЛАГОВЕРНЫМ князем», тогда как БЛАГОЧИННЫЙ — это всего-навсего должность священника, управляющего не одним, а несколькими храмами одного небольшого района. Другой вариант этой статьи Валерий Коренчук опубликовал в 4-м за этот год номере журнала «Мир Евразии». В этом варианте уже не оказалось «святого благочинного князя», зато добавился новый ляпсус, которого не было в газетном варианте статьи. Вот в каких красках описана автором ситуация вокруг новосозданного укрепления Верного в 1858-60 годах: «Никак не исчезала угроза джунгарского нашествия, всё активнее вело себя алчное Кокандское ханство». Насчёт кокандской угрозы всё верно — собственно, с нею Колпаковский как раз и покончил раз и навсегда в октябре 1860-го, разбив в Узун-Агачской битвы кокандское войско, многократно превосходившее по численности его отряд. Зато джунгарская угроза молодому Верному — это типичный «тринадцатый удар». На самом же деле хищное и враждебное семиреченским казахам Джунгарское ханство было разгромлено войсками Цинской империи, а населявшие его джунгары истреблены или рассеяны в 1755-58 годах, то есть РОВНО ЗА СТО ЛЕТ до описываемых событий! Похожий «тринадцатый удар» промелькнул несколько лет назад уже не в прессе, а в авторской песне алма-атинского барда Анатолия Александрина:
«А бухарцы вновь отправились в набег. Очень милая песня, удачная стилизация под фольклор, но вот какая беда: крепости Верный в первые годы её существования угрожали отнюдь не Бухарский эмират по причине его крайней удалённости от наших мест, а совсем другое среднеазиатское феодальное государство — Кокандское ханство, граница с которым до 1860 года проходила по реке Чу в районе Токмака, как теперь проходит казахстанско-кыргызстанская граница. Всего-то и надо было бы в той песне заменить «бухарцев» на «кокандцев» — даже стихотворный ритм не пострадал бы!.. Однако мой тактично высказанный совет по этому поводу маститый бард, молча выслушав, столь же молча и отклонил, продолжая и дальше исполнять эту песню с несуразными «бухарцами». Губернатор в роли императора, или Телефонные байки от графа Маманова А вот и совсем свежий шедевр про Колпаковского и не только про него — из последнего («НП» за 9 июня 2006 г.) номера всё того же «Нового поколения». Вообще эта газета чаще других пишет об алма-атинской старине, но именно на её страницах чаще всего часы бьют «тринадцать». В предыдущих номерах «НП» рассказало о телевизионном проекте «Лики Евразии», в том числе и о проекте фильма, посвящённого Чокану Валиханову. В связи с этим упоминанием Чокана — так оно описывается в газете — в редакцию «позвонил М. Маманов из Актобе, чтобы рассказать о своих знаменитых предках». И всю ту, не побоюсь этого слова, бредятину, которую наболтал журналистке «НП» Ирине Гайкаловой по телефону неведомый собеседник, ошалевшая от радости за полученный отклик редакция благоговейно, если не сказать раболепно воспроизвела на своих страницах. Итак, телефонный откликант «Нового поколения» рассказал о своём предке, батыре Танеке из рода Кыдырали, которому принадлежали два аула «в ныне Аксуском районе Талдыкорганской области» (сразу неточность: НЫНЕ, то есть с 1997 года, это Алматинская область). И вот этот самый батыр Танеке «встречался с Чоканом Валихановым в тот момент, когда он был в составе экспедиции полка Черняева». Из последних трёх слов одно лишнее — слово «полк», правильно было бы — в экспедиции полковника Черняева, которую составлял далеко не один полк (1864 год). Далее, судьбоносная встреча Танеке с Чоканом «произошла около города Сауран (развалины города можно видеть в Шымкентской области в 50 км от Туркестана)». Вот ещё одна неточность с названиями областей: Шымкентской области никогда не существовала, была лишь Чимкентская, а ныне она Южно-Казахстанская. Далее потомок Танеке описывает красивую историю, но скорее фольклорную, чем историческую — о том, как батыр Танеке привёл на бой с экспедицией Черняева 200 всадников, а Чокан отговорил батыра от боевой схватки тем, что «помог ему написать письмо губернатору Томска, а также царю в Россию. Эти письма находятся сегодня в Зимнем дворце Санкт-Петербурга». Однако здесь актюбинский мифотворец явно спутал Томск с Омском, ибо отряд Черняева, как и вообще все дела этой части казахской степи, находились в те годы в ведении генерал-губернатора Западной Сибири, находившегося в Омске. Томский же губернатор и его лесная губерния никакого касательства к этим делам не имел и иметь не мог. Ну, а уж сегодняшнее нахождение двух писем Танеке (хоть томского, хоть петербургского) в Зимнем дворце обличает незнание рассказчика того элементарного факта, что весь Зимний дворец сегодня занят крупнейшим в России музеем европейской живописи Эрмитажем. Стены всех его залов увешаны картинами Рембрандтов, Рубенсов и прочих Гогенов с Ван-Гогами — и где бы там были вывешены письма от батыра Танеке? Далее актюбинский Маманов расписывает героические деяния потомков Танеке — трёх братьев Мамановых, которые в 1857 году по предложению генерала Колпаковского начали строить город Копал. Всё бы ничего, да вот только сей город был основан не в 1857-м, а чуточку раньше — в 1846 году, а полковник (ещё не генерал) Колпаковский прибыл в Семиречье только в 1858 году. А город Копал, судя по всему, г-н Маманов путает с Талдыкорганом — вообще-то совершенно разные города, причём нынешний центр Алматинской области, он же бывшее село Гавриловка, получил статус города и название Талды-Курган в 1946 году — ровно через сто лет после основания Копала. И вот самое интересное о Колпаковском: «В Талдыкоргане есть сегодня школа «Мамания», её строили три сына Мамана. Одному из них, Турыспеку хаджи Маманову, генерал-лейтенант Колпаковский будет давать звание графа». На этом месте любого элементарно вменяемого по части отечественной истории читателя, не говоря уже о специалистах по генеалогии российского дворянства, неминуемо хватит удар на месте. Ибо никогда и нигде губернаторы не обладали такой властью — давать кому-либо графские звания. Да и вообще, все случаи присвоения императором (не губернатором!) графских титулов известны в XIX веке наперечёт — уж можете поверить, что никаких таких графов Мамановых российская геральдика не знала и не знает!.. Гражданские войны и международные конфликты Теперь хочу перейти от свежих экспонатов моей коллекции «ляпов» к несколько более древним, имея в виду 2000-2001 годы (аналогичные вырезки из 90-х годов прошлого столетия, уж ладно, оставлю в покое). В начале текущего десятилетия в газете «Казахстанская правда» было тематическое приложение «Алматинский проспект», в одном из выпусков которого, прямо на первой полосе (см. «Казправду» за 20 апреля 2001 г.) журналист Виктор Галинский живописал предпасхальную церемонию освящения в Вознесенском соборе нового главного колокола «Пимен»: «Весом 100 пудов и более полутора метров в диаметре, он стал самым большим в Казахстане. Колокол отлит в честь митрополита Верненского Пимена, погибшего в годы сталинских репрессий и причисленного Православной церковью к лику святых». Жирным шрифтом мы выделили в одной фразе целых три «тринадцатых удара»: (1) расстрелянный чекистами священнослужитель был не митрополитом, а всего только епископом Верненским и Семиреченским; (2) расправились с ним в 1918 году — в эпоху красного террора при Ленине, задолго до установления единовластия Сталина (который, впрочем, активно участвовал в терроре, но — в далёком приволжском Царицыне, а вовсе не у нас в Верном); (3) убиенный епископ Пимен (Белоликов), как и все другие клирики и миряне, погибшие за веру при Советской власти, причислен Церковью не «к лику святых» (для воцерковленного уха такое выражение звучало бы дико еретически), а к лику российских новомучеников ХХ века. Из того же самого выпуска приложения «Алматинский проспект» (всё та же «Казправда» за 20 апреля 2001 г.) в моей коллекции вырезок имеется ещё одна, содержащая другой исторический ляпсус на ту же тему истории Гражданской войны в России. В репортаже из ведомственного музея при казахстанском Монетном дворе «МУЗЕЙ НЕ ДЛЯ ВСЕХ» журналист Николай Шапченко огорошивает читателя вопросом: «А знаете ли вы что-нибудь об опиумных деньгах? О деньгах Черкасской обороны? В 1918 году банды атамана Семенова перерезали пути, связывающие с остальной частью страны…». Не вдаваясь в давний идеологический спор между «красными» и «белыми» о терминах — у кого были банды, а у кого войска, отметим лишь, что Григорий Семёнов был атаманом Забайкальского казачьего войска, преемником адмирала Колчака и военным диктатором «Русской восточной окраины», располагавшейся на территории российского Забайкалья. Посмотрите на карту: где там Забайкалье, а где Семиречье? Черкасская же оборона красных партизан на северных окраинах Семиреченской области воевала с совсем другим атаманом — Борисом Анненковым, никаким не Семёновым. И в заключение этого обзора хочу описать уже не исторический, а географический (точнее, топографический) ляпсус, притом не словесный, а графический. То бишь в журналистском тексте всё было нормально, а вот иллюстративный материал — хоть стой, хоть падай, хоть на месте удавись. Эта вырезка в моей коллекции самая старая в новом веке — из рубежного между двумя тысячелетиями 2000 года. В серьёзной геополитической и эколого-экономической статье астанайского автора Галыма Теренсаева «ВОДА КАК ЯБЛОКО РАЗДОРА» (газета «Деловая неделя» за 21 июля 2000 г.) рассматривались проблемы использования трансграничных рек Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана. Редакции же (по всей видимости, ответсек или бильд-редактор) захотелось оживить засушливый текст каким-нибудь красивым фотоснимком. Снимок такой нашли и на полосу вставили — сбоку от врезки «флажком» и снизу под заголовком, и сопроводили подписью: «Вода — источник жизни — может стать очередной причиной межгосударственного конфликта. Ситуация осложняется и тем, что Казахстан имеет подобные проблемы не только с одним южным соседом». Насчёт воды как источника жизни — кто бы спорил, насчёт же того, с каким соседом у Казахстана больше водных проблем — с южным, северным или восточным — можно бы и поспорить. Однако на сопровождаемом этой подписью снимке изображены берега и воды не Сырдарьи, Таласа или Чу, не Или и не Чёрного Иртыша, не Ишима с Тоболом или Уралом (список главных трансграничных рек — выбирай нужный фотоснимок), а… мелкой алма-атинской речушки Весновки (ныне официально река Есентай), снятые с моста по проспекту Абая напротив Дворца бракосочетаний. Какой межгосударственный конфликт и с каким соседом может возникнуть из-за весновской / есентайской талой водицы — этот вопрос так и остался для меня загадочным на все двухтысячные годы.
© Андрей СВИРИДОВ
|
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Ответ В. Н. Проскурина 
