 |
 
|
|
 Город Верный
КАК БЫЛ ОСНОВАН ГОРОД ВЕРНЫЙ
Для расширения владений России и установления торговых сношений с ханствами и народами Средней Азии, Петр Великий после переговоров с находившимся в Петербурге Хивинским посланцем Ходжа Нефесом, послал в 1717 году в Хивинские владения отряд из 3 000 тысяч человек с артиллерией под начальством кабардинского князя Бековича-Черкасского. Отряд этот, выступив из Гурьева с целью проникнуть со стороны Каспийского моря в сердце Средней Азии по реке Аму-Дарье, достиг Кунградского бекства Хивинского ханства, и здесь дважды подвергался нападению хивинцев. Но оба эти нападения с большим для них уроном были русскими отбиты. Тогда Шир-Газы, хан Хивы, видя свои неудачи силой уничтожить русский отряд, решил прибегнуть к своей природной азиатской тактике-хитрости. Он убедил Бековича, что нападения на отряд сделаны без его ведома, уверил его в своем доброжелательстве к России и обещал исполнить все желания Петра I. Затем сам приехал к Бековичу, вошел к нему в дружбу и пригласил со всем отрядом в Хиву. Бекович поверил хану и даже согласился разделить свой отряд на части, будто бы для большего удобства передвижения. Этой оплошностью и воспользовался Шир-Газы. Он велел атаковать каждую часть превосходными силами и отряд Бековича был почти уничтожен. Сам князь Бекович обезглавлен перед шатром Шир-Газы, а ставшиеся в живых были обращены в рабство. Прошло сто лет, в течении которых хивинцы молчали и не причиняли пограничному русскому народу особого вреда. В этот же период — в начале XVIII века — начался процесс вхождения трех киргиз-кайсацких орд в Российское подданство. Тогда хан Малой орды Абулхаир в целях обеспечения благополучия своего народа, пошел навстречу завоевательным стремлениям русского правительства. Это решение хана Абулхаира было вызвано теми обстоятельствами, что внутри орды среди киргизских родов начались взаимные несогласия и междоусобия, чем не замедлили воспользоваться соседние народы. На киргизов обрушились с разных сторон: с запада — волжские калмыки, с севера — башкиры, а с востока — джунгары, руководимые Галдан Цыреном, наводившие страх и трепет на своих соседей. Тогда через своих посланцев Абулхаир стал просить покровительства России для Малой орды. Но не сразу вольные и свободолюбивые степняки, привыкшие кочевать по бескрайным раздольем и совершать набеги на приграничные поселения, грабя, убивая и уводя в плен русских жителей, успокоились под крепкой рукой России. Вступление в русское подданство киргизов Малой орды нужно считать окончательно совершившимся лишь 3 августа 1738 года, когда в городе Оренбурге состоялась встреча действительного статского советника Татищева и хана Абулхаира, на которой Абулхаиром была (правда, не первый уже раз) принесена присяга на верность его и всех родов Малой орды Державнейшей Императрице и Самодержице Всероссийской Анне Иоанновне. На следующий день, 4 августа, принял присягу ханский сын султан Эрали. В один день с султаном Эрали присягали на русское подданство и представители Средней орды. Но последняя, хотя и считалась вступившей под покровительство России одновременно с Малой, по отдаленности кочевий главных родов, и благодаря двусмысленным действиям главного властителя Средней орды султана Аблая долгое время оставалась совершенно независимой от России до самой смерти Аблая, последовавшей в 1781 году. Он умел, смотря по обстоятельствам, казаться преданным то России, то Китаю, то Джунгарии, но в действительности не подчинялся никому, а при удобном случае беспощадно грабил и разорял своих соседей. Но со временем киргизы Средней орды, вступив в ближайшие отношения с русскими жителями приграничных селений, увидели всю огромную разницу между пребыванием под покровительством и защитой русского самодержца и зависимостью от джунгаров или кокандцев. В 1798 году значительная часть Средней орды через своего старшину Айходжу муллу Кочина обратилась с прошением на Высочайшее имя о принятии в постоянное русское подданство. На это прошение 23 июля 1798 года последовал именной Высочайший указ Императора Павла I, в котором он уведомлял о том, что желающим вступить в русское подданство султанам и старшинам со своими кибитками Он дает убежище в своих пределах, и кочевать они могут на реке Иртыше между крепостями Семипалатинской и Омской. Слава о могущественном покровительстве Белого Царя и благоденствии народов, ему подвластных, быстро разнеслась по Киргизской степи и, переходя из уст в уста, достигла кочевавших в предгорьях Алатау киргиз Большой орды. Большая орда, как известно, не примкнула в свое время к движению киргиз остальных орд, стремящихся в русское подданство. Да и сама орда была политически раздроблена: южные районы ее находились под властью кокандского хана, киргизы, кочевавшие в низовьях Сыр-Дарьи, были подвластны хивинскому хану, а отдельные роды Большой орды, кочевавшие на границе с Синь-Цзяном, еще в первой половине XVIII столетия были покорены джунгарами и находились под их властью до покорения Джунгании Китаем и состояли данниками китайского богдыхана. Но вследствие ослабления китайской власти в начале XIX столетия, эти роды стали претерпевать сильные притеснения от кокандцев. И вот, прослышав о спокойной жизни киргиз Средней орды под покровительством Российского Государя, киргизы Большой орды стали также искать русского подданства. Первым показал пример в этом отношении султан Юсупской волости Сюка Аблайханов с подвластным ему народом. 18 января 1819 года было Высочайше утверждено положение «о вступлении в подданство России киргиз-кайсацкой Большой орды Юсупской волости султана Сюки с подвластным ему народом». Однако, в связи с нежеланием русского правительства раздражать китайцев, дальнейшее стремление киргиз Большой орды к вступлению в русское подданство на некоторое время было задержано. В 1822 году был утвержден и обнародован «Устав о сибирских киргизах» (т. е. казахах). По этому Уставу территории к югу от Сибири, населенные киргизами Средней и части Большой орды, состоявших в русском подданстве, разделялись на волости и округа, управление которыми осуществлялось начальством Омской области, входившей в состав Западно-сибирского генерал-губернаторства. Кроме того, устав констатировал, что вера киргизского населения более языческая, чем магометанская, и рекомендовал привлекать в край миссионеров для распространения христианства среди кочевников. К этому время правительство успело убедиться в полной бесполезности существования ханской власти у киргиз, которые и сами тяготились очень дорого обходившейся им привилегией иметь государя без власти и значения. К тому же, в 1821 году, умер последний хан Средней орды — одряхлевший старец Вали, и ханская власть в Средней орде упразднилась. В 1824 году ханская власть была упразднена и в Малой орде.
В 1839 году император Николай I приказал оренбургскому генерал-губернатору Перовскому снарядить и отправить в хивинские владения отряд. К зиме этого же года снаряжение отряда было закончено, и он в составе 4 500 человек пехоты и казаков с артиллерией двинулся через Усть-Урт. Но этому отряду не суждено было достигнуть намеченной цели, хотя и не с такими печальными последствиями, как отряд князя Бековича. Дойдя удовлетворительно до Эмбы и затем с большими трудностями до Чушка-Куля Перовский увидел, что ему не преодолеть тяжестей суровой азиатской природы: люди начали болеть и умирать, верблюды падать сотнями, корма и топлива не было, и, не желая погубить свой отряд, решил возвратиться отсюда обратно. Неудачный поход Перовского и воспоминания о неудачной экспедиции Бековича-Черкасского вселили в высших правительственных сферах убеждение, что вторжение русских войск в средне-азиатские ханства со стороны Уральска и Оренбурга невозможно, и мысль об этом была оставлена. Для защиты же наших пограничных селений и умиротворение киргиз было решено посылать в степь небольшие экспедиции и устраивать опорные пункты с постоянными гарнизонами. Так были основаны укрепления на Тургае и Иргизе, в низовьях Аму-Дарьи и на Сыр-Дарье, укрепление Раимское, Казалинск и Кармакчи. Одновременно продвигались в южную часть киргизской степи русские отряды и со стороны Сибири. Были открыты военно-административные пункты–приказы: Каркаралинский, Кокчетавский, Акмолинский, Баян-Аульский, Уч-Букальский, Аман-Карагайский и Кокпектинский. В 1831 году на реке Аягузе был открыт особый Аягузский приказ (являвшийся центром Аягузского округа Омской области), при котором в 1847 году были поселены казаки, образовавшие Сергиопольскую станицу, переименованную в 1860 году в город Сергиополь. Таким образом русские приблизились к Семиречью. В 1843 году они достигли Капала. В конце 30-х — начале 40-х годов резко обостряются отношения между Россией и Англией вследствие дипломатической борьбы за политическое влияние на Востоке. К этому времени Россия потерпела не одно дипломатическое поражение в ближневосточных делах, в Иране, на Кавказе. Реальность английской угрозы подтверждалась колониальным подчинением Индии. Не довольствуясь этим, Англия задалась целью распространить свое военное, политическое и экономическое влияние на Среднюю Азию и Восточный Туркестан. Усилилась английская разведывательная деятельность начиная от Черноморского побережья Кавказа и кончая Восточным Туркестаном. Поэтому совершенно не случайно в 40-е годы одновременно с двух сторон — со стороны Оренбургской линии и со стороны Сибирской линии — началось движение в казахскую степь русских военных отрядов, построение укреплений, разработка проектов соединения Оренбургской и Сибирской линий и планирование походов на средне-азиатские царства, в первую очередь на Коканд. Кокандское царство активно укрепляет свои позиции в северном и восточном направлениях. Еще в 1810 году Кокандом был завоеван Ташкент, в 1819 — Туркестан, затем захвачен Чимкент, после чего кокандцы подошли вплотную к границам Семиречья, где построили ряд укреплений вдоль русла Нарына, а потом продвинулись еще дальше в киргизские районы и соорудили крепости Пишпек и Токмак, где разместили свои гарнизоны и подчинили себе ряд родов Средней и Большой киргизских орд. Отсюда кокандцы не раз вторгались в низовье семи рек, английским оружием расправляясь с киргизскими племенами Большой орды, заставляя их платить тяжелую дань и доводя до полного разорения. Но в этот период в степи развернулись оппозиционные движения, возглавляемые некоторой частью биев и султанов. Во главе одного из них в 1837 году встал внук хана Аблая Кенисары Касымов, добивавшийся восстановления ханской власти и привилегий «рода касымовых», потерянных в результате введения административного управления в киргизских ордах. Он стремился воспрепятствовать вхождению Большой орды в состав России, к выходу из Российского подданства Средней и Малой орд и установления союза с кокандским ханством, за спиной которого стояла Англия. Между киргизскими родами завязалась междоусобная вражда. «Батырма [2] и междоусобицы, поддерживаемые султанами, […] расплодились и размножились до бесконечности. Батырма обратилась в какой-то гибельный, разорительный промысел, все роды и племена перепутались во взаимных счетах и пользуются любым случаем для взаимного разорения и нападения». [3] Кроме того, хивинский и кокандский ханы стали настойчивее вмешиваться во внутренние дела киргизских орд. Начав длительную борьбу против России и проявляя в этой борьбе деспотичность по отношению к своим же собратьям, Кенисары стремился с помощью среднеазиатских ханств получить признание себя ханом киргизской степи. В борьбе против Кенисары подавляющая часть киргизов Большой орды обратилась за помощью к России. Сама орда, ослабленная движением Кенисары и междуродовыми распрями, была подвержена угрозе порабощения Кокандом, а затем Англией, и не имела возможности собственными силами отразить нависшую угрозу. Единственным и наилучшим выходом из этой обстановки для киргизов Большой орды было прибегнуть к покровительству России, и они уже более решительно искали возможности вступить в русское подданство. В 1845 году султан Большой кыргыз-кайсацкой орды просил российского императора о такой чести. Прошение было удовлетворено, и подданство приняли киргизы, кочевавшие в окрестностях Капала. Однако, положение в Семиречье продолжало оставаться напряженным. Поборы кокандцев так разоряли население, что оно не только не помышляло уйти из-под русского покровительства, но напротив — стремилось его упрочить. Русский пристав Семиреченской области майор Врангель доносил, что киргизы «в ожидании нашей помощи, о которой умоляют, укочевали в самые неприступные горы, где намерены защищаться до последней крайности». Антикокандские настроения охватывали киргизские степи, киргизы обращались к своим родовым биям-судьям и просили русского заступничества. И, наконец, 23 июня 1846 года султаны, бии и старшины Большой орды, охватывающей Семиречье и южные районы нынешнего Казахстана, торжественно присягнули на подданство России за себя и за подвластный им народ. В этом же году Кенисары, продолжая борьбу с Россией, уходит с дружиной в южные пределы Большой орды, где был недружелюбно встречен принявшими российское подданство киргизами. Озлобленный их неповиновением, он решил поправить свое пошатнувшееся положение путем захватнических походов на мирные аулы, но в результате сам поплатился своей жизнью, будучи убит в горах Киргизии в 1847 году. В том же 1847 году в Капале было построено укрепление, что ознаменовало начало продвижения русских войск в Семиреченский край. Капальский приказ явился резиденцией пристава Большой Орды, которым был назначен майор Врангель. Эта должность была утверждена Императором Николаем I для ближайшего управления киргизами Большой орды и наблюдением за Семиреченским краем. Создание Капальского укрепления положило начало утверждению русской администрации в Семиречье и укреплению позиций России в киргизской степи. В этом же году русскими воинами было основано укрепление Раим Сыр-Дарьинской области (переименованное затем в Аральское), где была возведена первая в Средней Азии стационарная православная церковь. А в 1850 году в Капальской казачьей станице сооружен первый молитвенный дом, куда в 1852 году назначен первый священник. В 1852 году 20 апреля в Аягузский приказ также был назначен священник с причетником. В 1853 году были открыты приходы в фортах Казалинск, Перов Сыр-Дарьинской области. С того времени в пределах Туркестанского края стали совершаться православные богослужения. Защищая киргиз от нападения кокандцев, русские войска двинулись дальше, в Заилийский край. На реке Каскеленке, в 350 верстах от Капала у кокандцев существовала небольшая крепость Таучубек — главный опорный пункт Кокандского ханства в Заилийском крае. Стены крепости были сложены из сырцовых кирпичей, глины и шерсти и считались надежной защитой для находившихся там кокандских войск. 4 апреля 1850 года отряд под командованием капитана Гутковского выступил из Капала и подошел к стенам Таучубека. На берегу реки Алматы произошла первая битва. 175 казаков и 50 человек пехоты при двух орудиях стояли против укрепления вождя кипчаков Таучубека, состоявшего из 6-7 тысячи киргизов, кочевавших в степях к югу от реки Или и подчинявшихся тогда кокандскому хану. И это первое вторжение казачьих частей за реку Или во владение кокандцев не было удачным: отряд в 225 человек, теснимый кокандцами, должен был отступить назад. Надо заметить, что бой отряда Гутковского с кокандскими войсками произошел там, где вскоре был основан город Верный. В следующем 1851 году был снаряжен второй отряд: один батальон пехоты, 4 сотни казаков, который выступил 18 мая 1851 года под командованием подполковника Карбышева при непосредственной помощи и поддержки киргизских манапов и баев: султана Дуралы Хакимбекова, Джюче Сюкова, Абласа Алиева и Адамсата Ибокова. [4] Во главе с бием Тайнеке Досетовым выступило 50 вооруженных киргизских джигитов. 7 июня 1851 года, переправившись через Или, отряд Карабышева подошел к укреплению Таучубек. И перед этой уже достаточно грозной силой кокандцы, не приняв боя, бежали, предоставив русским разрушить их единственную твердыню «Таучубеков замок». Это событие имело далеко идущие последствия. Влияние Коканда в Семиречье было резко ослаблено, а авторитет России среди киргизского населения неизмеримо вырос. После уничтожения крепости нужно было продвигаться вперед и создавать на месте разрушенного укрепления свой собственный форпост. Начинается усиленная переписка между Капалом и Омском — местом пребывания генерал-губернатора Западной Сибири, между Омском и Петербургом. 4 апреля 1853 года генерал-губернатор Западной Сибири, получив все нужные сведения от пристава Большой Орды, писал управляющему министерством Иностранных дел: «Хотя в настоящее время нельзя положительно указать, какой именно пункт на внешней стороне Или представляет необходимые условия для водворения на оном военного поста, но из беглого обозрения Заилийского края, произведенного в 1851 году во время экспедиции против Таучубекова укрепления, и из других сведений можно заключить, что по обилию сенокосных трав, хлебопахотных мест и хороших вод в большей часть Заилийской равнины в выборе такого пункта не встречается никакого затруднения». И вот, 2 июля 1853 года, после напутственного молебна под звуки гарнизонного оркестра, игравшего «Славься!» — традиционный завоевательный марш — из крепостных копальских ворот карьером вымахнули две сотни казаков, в облаке пыли протопала пехота, и прогрохотал конно-артеллерийский взвод. Отряд под командованием пристава Большой Орды майора Перемышельского, сменившего к тому времени на этом посту майора Врангеля, шел надолго. Одних сухарей взяли 2091 пуд, крупы 387 пудов. Солдаты сгибались под тяжестью ранцев и амуниции. Триста верблюдов, предоставленных баями и манапами были нагружены до отказа. Отряд шел строить крепость, поэтому взял с собой богатый шанцевой инструмент. Для переправы через Или взяли лодки, паромные настилы, веревки. При отряде, кроме обер- и унтер-офицеров, находились: инженерный офицер, корпуса топографов, офицер лекарь и фельдшер, три фургейта, денщики, цирюльники, мастеровые.
21 июля основной отряд, двигаясь вверх по реке Тургень, вышел на караванную дорогу Великого Шелкового пути, ведущую из Ташкента в Кульджу и прибыл к урочищу Иссык. Отсюда майор Перемышельский начал поиски места для постройки укрепления. 29 июля он писал генерал-губернатору: «Лесистая местность ущелий, откуда вытекает Иссык, заставила меня тотчас же приступить к обозрению их. По осмотру я двинулся к Талгару, и, осмотрев вершины его, я обозреваю Алматы. Далее от Алматов лес в горах редеет и делается все доступнее. Выбор к занятию пункта должен пасть на Иссык или Талгар». Бывший фельдфебель второй роты, входившей в состав отряда Перемышельского, Михаил Аликин оставил следующие воспоминания о выборе места для будущего укрепления Верного: «Весной 1854 года мы перешли на реку Алматинку, но не сразу с Иссыка, а сперва спустились к Илийскому пикету, где встретили первую роту, прибывшую нам на усиление вместе с сотней казаков. При этом отряде прибыл к нам инженер Александровский. Он хотел было строить укрепление тут же на берегу Или около Караузека, но через неделю среди отряда появились больные и нас двинули вперед вверх по Каскелену и Алматинке». [5] Перемышельский с легкостью пробирался в глубь страны — незнакомой и, по существу, в то время еще враждебной. Майор хорошо знал обстановку. Держа ставку на баев и манапов, умело пользуясь — где угрозой, а где добрыми обещаниями, он легко добивался успеха. Через несколько дней к нему явились с изъявлением покорности дулатовские баи: Керым рода Кашкарау, манап рода Джаныс, Сат рода Чапраштов, Адильбек рода Бутбай и другие влиятельные люди, держащие в подчинении все кочевья и пастбища. В начале августа в Омск был направлен очередной курьер с донесением, окончательно решающим судьбу будущего города: «Я имел честь доносить Вашему превосходительству, — писал Перемышельский, — о намерении моем обозреть вершины Алматов. Осмотрев с инженер-поручиком Александровским первые и вторые Алматы (реки Большая и Малая Алматинки) и долину между ними, мы нашли по удобству добывания леса, большому количеству прекрасной, изрезанной арыками хлебопахотной земли, пажитей и сенокосных мест, далеко превосходящими урочища на Иссыке и Талгаре, почему и предложили Алматы — местом будущего поселения». «…С полуэскадроном казаков майор и кавалер Перемышельский, сопровождаемый инженер-поручиком Александровским, скакал по долине, раскинувшейся между двумя речками, вытекавшими из ущелий. Стояла чудная осень — золотые паутинки летели с гор, предвещая долгое солнце. — Смотрите, поручик, — майор поднялся на стременах и вытянул руку с нагайкой. С холма, на котором они остановились, открывался прекрасный, широкий вид на долину. Золотые полоски созревшей пшеницы чередовались с кудрявыми яблонями, с буйными зарослями боярышника и барбариса. Из юрт, раскинувшихся возле реки, поднимались к небу синие ленты дыма. Овцы, колыхая жирными курдюками, лениво щипали траву. — Щедрый и живоносный край! — Перемышельский спрыгнул с коня и, разминая ноги, пошел по траве. Он обошел холм, остановился и кивком подозвал Александровского. — Вот здесь, — топнул он каблуком по земле, — благоволите поручик поставить отличительный столб. Здесь будет… Перемышельский неожиданно снял фуражку и перекрестился… будет построено укрепление, верное помыслам нашего Государя Императора, верный оплот славного оружия русского в Заилийском крае. [6] Отряд Перемышельского зазимовал на Иссыке. Зимовка эта была нелегкой. «Первую зиму русским досталось тяжело. Сена было мало, снег выпал большой, и лошади в отряде передохли» — свидетельствовал в своих воспоминаниях казах Атбан Саркутов. [7] Люди тоже голодали и мерзли в землянках. Но окрестные казахи помогли отряду благополучно провести зимовку. С наступлением теплых дней он выступил из Иссыка. Вскоре русские воины уже рубили в горах бревна для первых казарм Заилийского укрепления. Отношение с местным населением было дружественное. Киргизы из рода Чапрашты помогали в строительстве укрепления. Атбан Саркутов, участвовавший в строительстве, оставил следующие воспоминания: «Пока русские не пришли в Илийскую долину, нас грабили кипчаки и сарты (кокандцы). Жили мы бедно, хлеба совсем не было. Сеяли одно просо, чаю совсем не знали, одежда тогда была бедная… Первый раз пришли русские (летом 1853 г.) и зимовали на реке Иссык в землянках. Мы не думали, что они зазимуют и, боясь сартов, хотели было их выпроводить… Помню, майор Перемышельский приехал с казаками в наш аул около Курту и начал требовать, чтобы киргизы доставили ему верблюдов. Наши киргизы испугались и думали, что верблюды пропадут… Опасаясь большой вражды, мы решили доставить назначенное число верблюдов, но горевали, что русские пришли нас грабить. Оказалось, что верблюды понадобились для перевозки муки и овса из Копала и нам не только вернули всех верблюдов, но заплатили за перевозку, и заплатили за утонувших в Или верблюдах. Тогда мы поверили русским и стали помогать. Мы, молодые джигиты, часто ездили в лагерь на Иссык и познакомились с казаками». [8] В начале 1854 года Государь Император Николай I получил доклад военного министра о выборе места для крепости в Семиречье и незамедлительно наложил резолюцию: «Согласен. Укрепление назвать Верным». И присовокупил, что устройство передовой линии по рекам Или и Чу является «делом первостепенной важности и необходимости». [9] Резолюция wаря была датирована 4 февраля 1854 года. Русский путешественник П. П. Семенов-Тянь-Шаньский, посетивший Заилийский край в 1856-1857 годах, писал: «Для укрепления Верного было выбрано идеально прекрасное место. Хотя на этом предгорье не росло ни одного дерева, но долина, на него выходящая, была богата лесной растительностью, а обилие воды в ней давало возможность для искусственного орошения всей предгорной площади». Весь 1854 год прошел в строительстве укрепления. Сооружались казармы, крепостной вал, пороховые погреба, склады для оружия и боеприпасов. К осени 1854 года временное укрепление было готово. Оно представляло собой неправильный, обнесенный частоколом и окаймлено рвом пятиугольник, одна сторона которого тянулась параллельно берегу Малой Алматинки. Люди поселились в казармах и бревенчатых избах. 17 сентября 1854 года, в день святых мучениц Софии и ее дочерей Веры, Надежды и Любови Заилийское укрепление было торжественно освящено. Утром, после развода гарнизона, команды выстроились в каре, и военный священник совершил благодарственный молебен. Пропели многолетие Царствующему дому, «Коль славен наш Господь в Сионе», «Отче наш». Командующий офицер отдал приказ, и с крепостных валов раздались многократные пушечные залпы. Под раскатистый грохот артиллерии состоялся крестный ход. Священник с иконами и хоругвями обошел и окропил святой водой новоустроенное укрепление. В тот же день была направлена депеша в город Омск, в которой сообщалось о переименовании укрепления Заилийского в укрепление Верное. Название же реки Или воспринималось русскими как местность святого пророка Илии. В 1868 году на берегу реки была поставена часовня в память о первой переправе русских войск в Заилийском крае. В самом же выселке Илийском, основанном в 1856 году, была возведена церковь во имя святого пророка Илии. В это же время в память небесных покровительниц Семиречья были названы первые казачьи станицы, основанные у подножья Заилийского Алатау переселенцами из Западной Сибири — Надеждинская (Иссык), Софийская (Талгар), Любавинская (Каскелен). Так, под покровом и с благословения святых Римских отроковиц и их мудрой матери, первыми строителями — участниками экспедиции Перемышельского — было положено основание городу Верному, ставшему впоследствии на много лет столицей Казахстана, сосредоточившей в себе все духовные и культурные устремления народов, его строивших и населивших. Всего же на территории Семиречья в последующие годы было основано казаками 19 станиц и 15 выселков. В те же годы сложился так называемый «Восточный вопрос», частью которого была все обостряющаяся борьба между Англией и Россией. В октябре 1853 года началась Крымская война, во время которой Англия пыталась натравить на Россию среднеазиатские ханства. Угроза английского влияния на Среднем Востоке побудила Царское правительство принять необходимые меры предосторожности и попытаться укрепить на этом участке оборонительные рубежи. Одновременно с основанием укрепления Верный предполагалось закрепиться в районе кокандской крепости Ак-Мечеть по Сыр-Даринской линии, которая в 1953 году и была взята отрядом генерал-губернатора Оренбургского края В. А. Перовским и обращена затем в город Перовск (ныне Кзыл-Орда). Кроме этого необходимо было построить укрепления на реках Лепсе и Карабулак, неподалеку от Китайской границы. Положение в Семиречье оставалось напряженным. 1855 год, явившейся последним годом неудачной для России Крымской войны, сопровождался нарастанием в Семиречье опасности агрессии со стороны среднеазиатских ханств. Кокандцы, подстрекаемые англичанами, имели намерение выступить со своими отрядами из Мерке, Пешпека и Ак-Мечети. Направляя письма наиболее влиятельным биям, они призывали киргизов либо присоединиться к ним, либо откочевать с территории, занятой царскими отрядами. Но киргизы, на горьком опыте испытавшие, что стоят посулы кокандцев, остались равнодушными к их призывам. Кокандцы стягивали войска к Пишпеку и Мерке. Их выступление можно было ожидать с минуты на минуту. Это побудило Перемышельского затребовать подкрепление из Капала. Киргизы, опасаясь жестокой расправы кокандцев, бросили свои посевы и кочевья и аулы, и стянулись к Верному под защиту русских. Это произошло так быстро, что киргизы остались без корма для скота и стали бедствовать. Учитывая тревожное положение, Перемышельский, не дожидаясь прибытия подкрепления, выступил с казачьей сотней навстречу кокандцам, тем самым дав возможность киргизам вернуться на оставленные ими кочевья, и показав, что русские отряды готовы к решительному отпору и способны защитить своих подданных. В начале июля 1855 года напряженное положение в Семиречье стало несколько ослабевать. Кокандцы оставили свое намерение идти походом на Верный, что позволило вышедшему из Капала отряду благополучно возвратиться обратно. Тем не менее генерал-губернатор Западной Сибири Гасфорд счел необходимым распорядиться об ускорении работ по строительству укрепления Верного и по постройке 12 сторожевых пикетов между Капалом и Верным. При этом необходимо было учитывать и позицию китайских властей, для чего со стороны русских были приняты все меры к тому, чтобы избежать пограничных столкновением с Китаем. В 1855 году вступил в русское подданство еще один род Большой орды Бугу, кочующий к востоку и югу от озера Иссык-Куль. С устройством укрепления Верного появилась необходимость постепенного заселения Семиреченского края надежным русским народом. В начале 1855 года в казачьем войске в окрестностях Семипалатинска войсковое правление выявляло желающих отправиться на жительство в Семиречье. Желающих оказалось немного. 1 июля 1855 года в Верный прибыла первая партия переселенцев с целью создать первый поселок вокруг укрепления. Это были казаки 6, 7, 8 и 9 казачьих полков (в количестве 388 служивших чинов), из Омского, Тарского, Шульбинского и Ишимского округов Сибири, которым это переселение выпало по жребию или по назначению полковой администрации. Сбор их происходил в Семипалатинске. Прибыли и крестьяне, поехавшие по желанию, или за неплатеж податей по западной Сибири. Зачастую крестьян принуждали спешно покидать насиженные места и они не успевали даже собрать как следует свое имущество. Так, один из участников переселения 1849 года, когда основывалась станица Капальская, рассказывал, что попечительное начальство гнало сибиряков, не справляясь с настроением последних. Целые сибирские станицы были переселены сюда, причем, так спешно, что многие не успели продать своих домов, оставив их в вынужденный дар тем, кто не трудился над их созиданием. Не случайно Государь Император Александр II назвал это переселение «жертвой, приносимой верноподданными для блага Отечества». Время прибытия в Верный первых переселенцев в 1855 году нужно считать временем основанием Больше-Алматинской станицы, т. к. по их же свидетельству, они застали на том месте, где в дальнейшем разрослась станица, только колышки, указывавшие места для постройки домов. В этом году были воздвигнуты первые станичные постройки между рекой Алматы и укреплением Верный. По воспоминаниям больше-алматинских казаков, начальство окружило первую партию переселенцев самой трогательной заботой: еще до выступления из Семипалатинска было дано распоряжение о выделении переселенцам на месте сенокосов, охраняемых от потравы, с тем, чтобы по прибытии на место, скот их был обеспечен кормом на зиму. На казенный счет были выписаны и розданы переселенцам земледельческие орудия. Вместе с переселенцами прибыл и первый священник — клирик Томской епархии Евтихий Вышеславцев. Все распоряжения он получал от Семипалатинского духовного правления, хотя зависимость эта, при опасных и неудобных путях сообщения с Семипалатинском, чувствовалась мало. Фактическим начальством являлся для священника начальник Заилийского отряда, да проживавший первое время в Копале благочинный. В 1856 году в Большой Алматинской станице выстроен молитвенный дом (архитекторы: Леонард Александровский и Цезарь Гумницкий), обращенный 14 ноября 1858 года в церковь в честь святых мучениц Веры, Надежды, Любви и Софии. Первую литургию здесь отслужил священник Евтихий Вышеславский с двумя причетниками. Судя по рисункам П. Кошарова, который сопровождал путешественника и исследователя Семиреченского края П. П. Семенова-Тяньшанского в 1857 году, это была одноэтажная деревянная постройка, прямоугольная в плане, с возвышением над центральной частью. В то же время — летом 1855 года — в Верный со своей резиденцией из Капала переехал пристав Большой орды майор Перемышельский. В 1856 году 3 ноября образовано управление Начальника Алатавского округа и киргиз Большой Орды. На летом и осенью 1856 года в Верный прибыла новая переселенческая партия, основавшая по соседству с Большой станицей Малую страницу. Затем возникла Татарская слободка, в которой поселились татарские купцы и ремесленники. Одновременно стали приезжать переселенцы для основания новых станиц. В 1855 году образовались станицы Лепсинская и Урджарская, в 1856 году — выселки Илийский и Коксуйский, в 1858 году — Сарканский, Карабулакский, Надеждинский и станица Софийская, а в 1860 году — выселок Любавинский. Основали их сибирские казаки из Омского, Тарского, Убинского, Шульбинского, Ишимского и других округов. Всего, с 1847 года до учреждения в 1867 году Туркестанского генерал-губернаторcтва, было устроено 14 станиц и выселков с казачьим населением до 15.000 душ обоего пола. В приграничных крепостях и новообразованных поселениях стали воздвигаться Божии храмы, и зазвучало на новопросвещаемой земле славословие Богу Творцу. В Великую Степь и предгорье Заилийского Ала-Тау стал проникать Свет Истины, который несли с собой переезжающие на плодородные земли Туркестанского края русские переселенцы и охранявшие этот дальний рубеж России казачьи войска. В действиях Российского правительства не было насилия по отношению к киргизскому народу, который с доверием перенимал русскую культуру, русский быт. Благодаря этому в кочевом народе стала зарождаться своя интеллигенция, и многие степняки сознательно принимали Православие. «Русская наука и культура — вскоре сказал казахский просветитель XIХ века Абай Кунанбаев — ключ к осмыслению мира, и приобретя его, можно было бы намного облегчить жизнь нашего народа». В 1856 году Оренбургским генерал-губернатором в укрепление Ак-Мечеть на место первого городского священника был приглашен из Оренбургской епархии человек легендарного мужества и героизма, принимавший впоследствии участие в боях за покорение и умиротворение Средней Азии — священник Андрей Малов. До 1858 года строительство Верного осуществлялось силами Сибирского 8 линейного батальона, не считая частного строительства, которое вели переселенцы. С 1858 года в связи с расширением работ по укреплению Верного, на строительство стала привлекаться наемная рабочая сила. Поскольку Верный создавался прежде всего как форпост России на Востоке, всем государственным строительством руководили военные инженеры: в городе — Александровский, а в укреплении — Гумницкий. Наблюдение за строительством велось начальником Алатавского военного округа полковником Герасимом Алексеевичем Колпаковским, сменившем на этом посту майора Перемышельского. Семиреченский край осваивался всерьез и надолго. Также основательно строился и укреплялся будущий город Верный. За пять лет существования укрепление Верное возвысилось до степени города. В нем было 5000 жителей (вместе с гарнизоном, станицами и слободкой) и более 600 деревянных домов. Но поскольку в окрестностях Верного лес довольно быстро вырубали, еще в 1856 году побывавший здесь с инспекцией генерал Госфорд приказал «не дозволять в алматинских станицах возводить вновь какие-либо деревянные здания, а приказывать желающим строить таковые из камня или сырцового кирпича». Однако, пока леса было много, приказ этот не выполнялся. В дальнейшем (в первой половине 60-х годов) истребление лесов приняло такие размеры, что власти были вынуждены категорически запретить дальнейшую вырубку леса, а затем запретить строительство частных деревянных домов. (Впоследствии это запрещение оказалось роковым для жителей Верного — в 1887 году город постигло страшное землетрясение, и обрушились все выстроенные из камня строения, погребя под собой сотни людей). В ущелья, в окрестности Верного, были назначены воинские караулы, по имени которых эти ущелья получили названия, сохранившиеся до наших дней — Кордонное ущелье (там находился главный караул — кордон), Лебедевское, Каменское, Комиссаровское, Ремизовское — были названы по фамилии караульщиков, Бутаковское — по фамилии сотника Бутакова, отряд которого заготовлял здесь лес для казенных построек. В городе шла торговля, переселенцы в станицах стали заниматься огородничеством и садоводством. Верному предрекали большое будущее. «Наше укрепление растет не по дням, а по часам. — Сообщалось в одном из номеров «Санкт-Петербургских Ведомостей» за 1859 год. — Поверьте, что не пройдет и десяти лет, как наше Верное превратиться в обширный город, которому будут завидовать не только сибирские, но и русские города». Свои воспоминания о Верном того времени оставил Семенов-Тян-Шанский, он писал: «Приезд в Алматы вечером 17 августа произвел на меня магическое впечатление. В этот вечер отдаленный уголок России кипел жизнью. Длинные красивые, свежеобстроенные казармы были ярко освещены радостными огнями в каждом окне». [10] Но мирное развитие города было вновь нарушено тревожными событиями. В 1859 году снова возникла угроза со стороны кокандского ханства, пытавшегося натравливать местных жителей на русских переселенцев. Последние жили под постоянной угрозой нападения со стороны киргиз, т. к. киргизы воровали скот, похищали и тех немногих женщин, которые прибыли сюда со своими семействами, а нередко и убивали. В Северной части Семиречья находились две кокандские крепости — Токмак и Пишпек. Для того, чтобы прекратить кокандское влияние на киргизские племена, Царское правительство решило овладеть Чуйской долиной. Был разработан подробный план военной экспедиции, целью которой являлось нанесение удара по Токмаку и Пишпеку — этим главным опорным пунктам кокандцев на пути к Верному. Для успешного выполнения этого плана было основано новое укрепление Кастек. Подготовка экспедиции задерживалась — не хватало ни солдат, ни оружия. Лишь в июле 1860 года эта экспедиция под командованием полковника Циммермана выступила в поход. Но кокандцы решили предупредить события и 8 июля кокандские войска напали на Кастекское и Илийские укрепления. Стоящие там гарнизоны отразили эти нападения. В тот же день Циммерман подошел к Кастеку и с марша атаковал кокандцев, расположившихся лагерем в нескольких километрах от Кастека, на реке Джерень-Айгыр. К вечеру пятитысячный кокандский отряд был разбит и отступил на левый берег реки Чу. В августе отряд Циммермана подошел к Токмаку. Кокндцы не оказали почти никакого сопротивления и 28 августа крепость была взята русскими войсками. Во взятии ее против кокандских войск участвовал отряд киргизов во главе с султаном Тезеком. 30 августа отряд Циммермана подошел к Пишпеку. После четырехдневной осады русские овладели и этой крепостью, после чего возвратились в Верный. Но кокандское ханство не хотело примириться с потерей своих крепостей. К осени 1860 года в Ташкенте была сформирована многотысячная армия, снабженная английским оружием. Командовал ею хан Канаат. К началу октября кокандские войска пришли на Курдай, затем направились на реку Джерень-Айгыр и стали лагерем близ Кастека.
Основываясь на данных разведки о расположении кокандских войск, Колпаковский расположил основные силы в Кастеке. Он не разгадал замыслов противника, полагая, что именно в районе Кастека последуют основные бои. Лишь после того, как 19 и 20 октября завязались сильные бои в Узун-Агаче, Колпаковский передвинул значительную часть войск, находившуюся в Кастеке и у Саурукова кургана к Узун-Агачу, где на рассвете 21 октября 1860 года завязался решающий бой, длившийся 8 часов. В бою под Узун-Агачем отряд Колпаковского одержал решительную победу над кокандскими войсками. Потери кокандцев составили убитыми 400 человек и 600 человек ранеными. Потери русских — 2 человека убитыми и 32 ранеными. [11] В этом сраженье отличились всадники казахи, атаковавшие кокандцев у Саурукова кургана, названного так в честь славного батыя Саурука. [12]
В 1863 году подданство России принял многочисленный род Чирчик, и в 1865 году — род Бурукчи, кочующий в окрестностях бывшего кокандского укрепления Куртка. Таким образом, к России была присоединена вся горная страна от Верного до пределов Кашгарии. Так, в 1865 году завершилось принятие в русское подданство киргиз-кайсацкого народа, начавшееся с Малой орды, тянувшееся около 130 лет и окончившееся Большой ордой. К 1865 году киргизские орды в отношении административного управления были распределены по разным областям: бывшая Малая орда входила в состав Тургайской, Уральской, Сыр-Дарьинской областей и Астраханской губернии (Внутренняя или Букеевская орда); бывшая Средняя орда находилась в Акмолинской, Семипалатинской и частью Тургайской областях; и, наконец, бывшая Большая орда обитала в Семиреченской и Сыр-Дарьинской областях. Итак, северная часть киргизской степи была умиротворена. Но в южной ее части по подстрекательству кокандцев, которые вторглись в нее между Джулеком и Пишпеком на протяжении около 800 верст, продолжались беспорядки. Для окончательного замирения степи нужно было сомкнуть Оренбургскую и Сибирскую линии — соединить Сыр-Дарьинские и Сибирские укрепления, опоясавшие современный Казахстан. Вся первая половина 60-х годов прошла в подготовке к этому решающему шагу. Еще в 1862 году оренбургский генерал-губернатор Безак внес предложение приступить к соединению линий и нанести решительный удар по Кокандскому ханству, заняв города Туркестан и Ташкент. Одновременно генерал-губернатор Западной Сибири Дюгамель потребовал для закрепления положения в Семиречье занять Аулие-Ата (Тараз), нанеся удар по правому флангу Коканда. Особый правительственный комитет 9 марта 1862 года рассмотрел эти предложения, и Государь Император Александр II их одобрил. Осуществляя этот план, 24 октября 1862 года после 11-дневной осады полковник Г. А. Колпаковский вторично и окончательно отбил от кокандцев Пишпек. [13] Летом 1863 года полковник Михаил Григорьевич Черняев овладел крепостью Сузак и «объявил ее с окружающим ее населением под покровительством России». [14] Это событие явилось отправным пунктом для усиленной подготовки к активным военным действиям против Кокандского ханства. Город Верный стал центром формирования отряда Сибирского корпуса, который должен был выступить из Семиречья под командованием полковника Черняева. Одновременно со стороны форта Перовского (бывшая Ак-Мечеть, ныне Кзыл-Орда) должен был выступить отряд Оренбургского корпуса под командованием полковника Веревкина. 1 мая 1864 года был двинут со стороны Верного к Чимкенту отряд Черняева в 2000 человек. Со стороны Оренбургской линии шла другая воинская часть под командованием полковника Веревкина в 1200 человек. Эти отряды, взяли штурмом укрепления: Черняевский — в первой половине мая — Аулиэ-Ата (Тараз); и Веревкинский, после недолгой осады — 12 июня взяли Туркестан. Оба отряда соединились близ Чимкента, и 22 сентября взяли его после кровопролитного штурма. При взятии Чимкента в рядах русских войск находились воины-казахи. В этом сражении участвовал прибывший из Ак-Мечети священник, впоследствии митрофорный протоиерей Андрей Евграфович Малов, назначенный Оренбургским епископом к отряду полковника Веревкина. По воспоминаниям современников, отец Андрей обыкновенно ехал впереди отряда на белом коне, безоружный, высоко держа над головой крест, на груди — дароносица. При штурме крепости Чимкент в 1864 году отец Андрей шел в двух-трех шагах впереди атакующей цепи, с крестом в руке, удивляя защитников крепости — узбекских сарбазов, увлекая за собой и вдохновляя русских солдат. Для каждого бойца поднятый крест был символом победы: раненым давал бодрость духа, умирающим служил залогом вечного блаженства в иной жизни. Невзирая на опасность, исходящую от неприятеля, отец Андрей появлялся там, где это было необходимо, благословлял солдат или читал отходную над умирающим воином. Под огнем он исполнял обязанности медика и санитара, подменял в исключительных случаях командира батареи. На вражьем валу отец Андрей появлялся всегда среди первых и громко провозглашал: «С нами Бог! Разумейте, языцы, и покаряйтеся!» В азарте боя он не признавал даже временных уступок, не дай Бог поражения: «Ошибка это, братцы! Ошибка барабанщика! Какой отбой? Ура теперь надо, ур-ра!» Воодушевленные его громогласным возгласом войска находили самообладание, поднимались и шли в атаку за священником: «Идем, братцы, победа наша, батюшка Малов с нами!» [15] В одном из походов полковника Черняева против кокандцев в 1864 году принял участие казахский ученый Чокан Чингисович Валиханов. В результате этих боев Западно-Сибирская и Сыр-Дарьинская линия соединились в единую пограничную полосу России, важными пунктами которой стали Аулие-Ата — Чимкент — Туркестан. Казахские степи по всей своей протяженности были окончательно присоединены к России. Это предотвратило опасность превращение всего края в английскую колонию, исторически обусловило ускорение его экономического, культурного и духовного развития. Но, выполнив эту задачу, Черняев признал необходимым овладеть Ташкентом, чтобы окончательно предотвратить английское вторжение в эти края. Готовясь к новому походу, Черняев, получивший звание генерала, не выпускал из виду и религиозный вопрос в военном отряде. Из Тобольска Комиссариатской комиссией была привезена походная церковь со всей утварью, уже освященная во имя святого благоверного князя Александра Невского. Церковь находилась при отряде в особо устроенных ящиках, длинною в 1½ сажени, укрепленных к роспускам, в которые при передвижении закреплялись парные быки или верблюды. Церковь эта путешествовала с отрядом в протяжении почти двух лет, и после взятия Ташкента, по распоряжению Черняева, была поставлена в Уходе — в саду, при доме занятом впоследствии Управлением начальника города. Итак, Черняев с небольшим отрядом двинулся к Ташкенту и 2 октября 1864 года пытался взять его штурмом. Участники первого штурма рассказывали, что Черняев предполагал начать его со стороны Куиндских ворот, но сделав небольшую рекогносцировку, решил произвести штурм около Кошгарских ворот, откуда 2 октября начал бомбардировку стен Ташкента. Когда находившийся во главе небольшого отряда подполковник Обух, занимавший сады, ближе к стене дал знать Черняеву, что в стене пробита брешь, Черняев решил начать штурм. Но, подойдя ближе, подполковник Обухов увидел свою ошибку, обнаружив, что стены стоят невредимы, а сбиты лишь зубцы. Штурм не удался. Нападавшие смогли только подойти к стенам и скатиться в ров, но одолеть крутизну пологой стены без лестницы не могли и засели отстреливаться во рву. Только помощь артиллерии дала возможность промокшим в глубокой воде рва штурмующим воинам выбраться из него обратно и отступить. При этом штурме было убито 16 человек и смертельно ранены подполковник Обух и поручик Рейхерд, оба в тот же день скончавшиеся. По окончании штурма ночью 2 октября, отряд, подобрав убитых, отступил к роще Мин-Урюк и расположился здесь на ночлег. Павших в штурме товарищей отряд хоронил в ночь на 3 октября. Хоронить днем опасались, т. к. предполагали, что неприятель может после ухода надругаться над трупами. Ночью, в темноте, были вырыты глубокие ямы, в темноте же совершены отпевание и погребение. Таким образом попытка Черняева овладеть Ташкентом не удалась, и он был вынужден возвратиться в Чимкент. Это отступление ободрило кокандцев, и они в количестве 12 000 человек под начальством своего полководца Алим-Кула бросились на сообщение Чимкентского отряда с Туркестаном. Но здесь встретили геройское сопротивление со стороны Уральской сотни есаула Серова под Иканом. Иканское дело настолько поразило Алим-Кула, что он решил возвратиться со своим отрядом в Ташкент. А зимой между Бухарским эмиром и Кокандским ханом состоялось соглашение о совместных действиях против русских. Было решено двинуться к Ташкенту и, объявив газават, задавить массой горсть русских воинов, заброшенных за 2000 верст от их родины. С ранней весны 1865 года из Бухары потянулась к Ташкенту многочисленная орда. Черняев видел и понимал, что положение русских — крайне серьезно, и что необходима блестящая победа, чтобы сохранить за Россией авторитет в Средней Азии. По этим причинам он и двинулся в конце апреля 1865 года с отрядом в 2 000 человек пехоты и конницы при 12 орудиях к укреплению Ниязбеку, владевшему головами Ташкентских арыков, и занял его. Отсюда Черняев двинулся к Ташкенту и 9 мая в 7 верстах от города, на месте будущего села Николаевского, разбил наголову кокандское войско, выступившее навстречу под начальством Алим-Кула. Сам Алим-Кул был в этом сражении убит. Черняев подошел к Ташкенту и расположился недалеко от крепостных стен. В Ташкенте в это время находилось до 100 000 жителей, из которых 30 000 при 60 орудиях могли принять участие в обороне. Об осаде города с запершимися в нем войсками, нельзя было и думать. И Черняев решил произвести штурм, для чего избрал участок стены близ Камеланских ворот. Главный отряд в составе 7 рот и 6 орудий под его личным начальством должен был выступить 14 июня в 11 часов вечера и с рассветом атаковать эти ворота. Начальником штурмовой колонны из 2½ рот был назначен штабс-капитан Абрамов. За этой колонной двигался резерв из 4½ рот при 6 орудиях. Кроме того полковнику Краевскому было приказано произвести демонстрацию в 6 верстах к востоку от места штурма. 15 июня в 2½ часа утра, подведенная Абрамовым скрытно к крепостной стене, колонна бросилась на штурм ее: первым взошел на стену по лестнице унтер-офицер Хмелев, вторым — ротмистр Вульверт, раненый тут же в руку, и третьим — Завадовский. Овладев стеной и выждав приближения резервистов, Абрамов двинулся вдоль стены, выбивая неприятеля из завалов и уничтожая его артиллерией. Враг сопротивлялся отчаянно. Священник Малов, бывший с крестом в руках впереди штурмовой колонны, ободрявший бойцов и напутствующий умирающих, по крику «Ура!» бросился вперед и первый пролез в пробитую щель городских ворот. Между тем колонна штабс-капитана Абрамова в 250 человек, пройдя в открытые ворота, бросилась вправо к Кокандским воротам, чтобы впустить в них отряд Краевского. На первом барбете Абрамов был встречен артиллерийским огнем из четырех орудий. Орудия эти были взяты, заклепаны и сброшены в ров. Подойдя ко второму барбету, колонна снова была встречена таким же огнем, но и здесь орудия тотчас же были в наших руках. Затем было взято натисками еще два барбета. Все же остальные на протяжении 14 верст, пройденных Абрамовым вдоль городской стены, были уже оставлены неприятелем, и захваченные орудия только заклепавались и сбрасывались с барбетов. Отряд полковника Кравевского, снявшись с позиции на Куйлюку в полночь с 14 на 15 июня, двинулся к Ташкенту. Неприятель, заметив отряд Краевского, открыл по нему огонь из 9 орудий, на который тот отвечал четырьмя орудиями. Скоро же за стеной крепости послышалось «Ура!» отрядов Абрамова. Тогда пехота Краевского, с помощью людей главного Абрамовского отряда — встала взбираться на стену, на подававшихся с верху лямках и ружьях. В это врем Краевский получил донесение о появлении на правом фланге бегущего из города неприятеля. Тот час же с горстью (39 человек) казаков и четырьмя своими конными орудиями поскакал наперерез им. Удачные выстрелы картечью заставили их усилить бегство. Показавшиеся следующие толпы кокандской кавалерии были так же обращены в бегство. Вся эта многочисленная кавалерия неприятеля (более 5 000 человек), преследуемая горстью храбрецов, разбросала по дороге свои знамена, и доскакав до реки Чирчака, в беспорядке бросилась в нее, топя и давя друг друга. Между тем, поднявшаяся на стену пехота отряда Краевского, соединившись с Абрамовым, продолжала дальнейшее движение вдоль стены. Пройдя с боем до Кара-Сарайских ворот, где уже начиналось мирное население, Абрамов вошел в город. На первой же улице им были встречены баррикады, защищаемые сильным оружейным огнем. Баррикады были взяты, и отряд подошел к главному базару. Здесь сопротивление оказалось еще сильнее: кроме баррикад на каждом повороте все сакли были заняты стрелками. Священник Андрей Малов, случайно отделившийся на базаре от своей колонны с 45-ю солдатами, тщетно подавал сигналы трубою, но ответа не было слышно. Приблизившись наугад по выстрелам на главную улицу, горсть эта была осыпана сзади градом пуль. Потеряв сразу несколько человек ранеными, солдаты прибавили шагу, но храбрый иерей ободрил солдат, посоветовав лучше дать отпор — иначе всех перестреляют. Солдаты послушались, легли на землю и почти в упор по густой толпе открыли огонь. Ни одна пуля даром не пропала: первые ряды повалились, а остальные бросились бежать. Выйдя с базара, отряд на каждой улице встречал по несколько баррикад, сильно защищаемых, так что каждую приходилось брать штыками. Почти одновременно с движением Абрамова, в город было введено три батарейных и два конных орудий, которые и открыли огонь по городу. За колонной Абрамова вскоре же была послана колонна майора Де-Ла-Кроа, а вслед за ним еще колонна подполковника Жемчужникова — всего 4 роты при 3-х орудиях. Несмотря на то, что Де-Ла-Кроа был послан почти вслед за Абрамовым, он встретил вновь возведенные баррикады из арб и срубленных деревьев. Пока Де-Ла-Кроа выбивал неприятеля у баррикад, Жемчужников успел нагнать его. Соединившись вместе, колонны их направились в цитадели и с бою заняли ее в 7 часов утра. А вслед за ними, пройдя почти всю половину города, вошел в цитадель Абрамов. Здесь немедленно была выдвинута артиллерия, открывшая огонь по городу. Неприятель, обращенный внутрь города, прекратил перестрелку. Но отряд все же принужден был покинуть занятую цитадель, так как кокандцы подожгли службы Ханского дворца, и быстро распространившийся огонь грозил взрывом склада с порохом и снарядами. Выйти однако из цитадели оказалось гораздо труднее, чем войти. Оправившейся неприятель занял все, могущие служить заграждением, помещения у самых ворот цитадели и никого не пропускал. Получилась западня. Тогда священник о. Малов крикнул: «Братцы, за мной!» — и бросился с крестом в руке вперед и вмиг очистил прилежащий берег арыка Бос-Су от неприятеля, едва не поплатившись при этом жизнью: какой-то сарт выстрелил в него в упор, но фитильное оружие дало только вспышку. Благодаря такому самоотвержению безоружного пастыря, войска благополучно вышли из цитадели. Полковник же Краевский с остальными войсками своего отряда по вступлении в город соединился с подполковником Жемчужниковым, который к этому времени уже оставил цитадель, и согласно приказанию генерала Черняева, оба они расположились на позиции между Кокандскими и Кашгарскими воротами на ханской ставке. С очищением половины города и с прекращением перестрелки, главный отряд Абрамова расположился у Камеланских ворот. Вскоре затем в лагерь отряда прибыли аксакалы с изъявлением покорности и с обещанием на завтрашний день — 16 июня — явиться со старшинами и почетными лицами. Но к вечеру неприятель снова засел в ближайших саклях и открыл по нашей цепи огонь. Сообщение между главным отрядом Краевского сделалось затруднительным, и почти прекратилось. Баррикады снова появились на всех улицах и перекрестках. Сопротивление сделалось еще упорнее. Бой на улицах продолжался почти весь день, и даже ночь не прекратила кровопролития. Самое упорное сопротивление было встречено по улице от ворот к главному базару. Сотник Иванов (впоследствии командующий войсками Туркестанского военного округа), посланный с 50-ю людьми пехоты для очищения этой улицы, встретил баррикады, вооруженные артиллерией. Не будучи в состоянии выбить кокандцев ружейным огнем, он кинулся на первую баррикаду в штыки, выбил неприятеля и завладел оружием. За первою баррикадою оказалась вторая, вооруженная двумя орудиями, с глубоким арыком впереди; боковые же двухэтажные сакли доставляли сильную перекрестную оборону. Едва занявши и разобравши после упорного боя первую баррикаду, горсть храбрецов была встречена картечью со второй. Сотник Иванов, видя затруднительное положение, недолго думая, бросился на ура! И увлек за собой солдат. Баррикады и орудия были взяты, но сам Иванов оказался сильно контуженым, и на его место был поставлен поручик Макаров. Общими усилиями храброго войска генерала Ченряева улицы были вторично очищены за этот день от неприятеля, и выдвинутая от ворот на версту в город артиллерия открыла огонь, продолжавшийся всю ночь. К ночи войска стянулись к Камеланским воротам. 16 июня бой возобновился почти с прежней силой. С утра полковник Краевский с тремя ротами и двумя орудиями был послан для сбора и уничтожения неприятельского орудия и взрыва цитадели. Город еще со вчерашнего дня во многих местах горел и представлял море огня. По всей дороге Краевским были встречены те же баррикады и тот же огонь из смежных домов, как и накануне. Баррикады снова были уничтожены, сакли взяты, и отряд вступил в цитадель, где снова встретил упорное сопротивление, но благодаря распорядительности Краевского, отряд выполнил поручение и возвратился в город без потерь. К вечеру улицы были свободны, и перед закатом солнца прибыли, наконец, парламентеры аксакалов с просьбой позволения всем старшинам города явиться на другой день. 17 июня жители изъявили покорность. В этот день все аксакалы и почетные жители города явились к генералу Черняеву и изъявили полную покорность русскому Правительству. Город сдался безусловно и обязался выдать оружие. К вечеру же было доставлено самими жителями до 20 медных орудий и 300 ружей. Вслед за тем в городе водворилось совершенное спокойствие. Ташкент был покорен окончательно, и виновник этого покорения Михаил Григорьевич Черняев со своими достойными соратниками и доблестными войсками возблагодарил Господа Бога за дарованную русскому оружию победу, увенчавшую победителей кокандского ханства славою и памятью. При этом мы потеряли убитыми и ранеными 125 человек. В том же году генералом Черняевым был занят весь Чирчикский район. Так завершил 14-15-16 июня 1865 года, в будущей столице Туркестана городе Ташкенте, свой боевой подвиг русский богатырь — воин, которому и был впоследствии воздвигнут в городском саду памятник солдата, водружающего русское знамя в завоеванном им ханстве. В 60-х годах, в связи с обострением обстановки на границах Семиречья и Восточного Туркестана, где в 1867 году Якуб-бек объединил под своей властью несколько мусульманских ханств и провозгласил создание государства под названием Джетышаар (что значит Семиградье), требовалось усиление военного контингента в Верном и проведение административных реформ. Их разработкой занималась «Степная комиссия», изложившая правительству свои предложения в специальном отчете. На его основании в Петербурге было принято несколько постановлений, и важнейшее из них — решение об официальном преобразовании укрепления Верного в город. 11 апреля 1867 года это решение было подписано Государем Императором Александром II. Сначала город был назван Алматинск, но это название за городом не прижилось, и сохранилось прежнее — Верный. Второе правительственное постановление от 17 июля того же года провозглашало образование Туркестанского генерал-губернаторства, в состав которого вошли две области: Сыр-Дарьинская с центром в г. Ташкенте, образованная из Туркестанской области, Ташкентского района и земель, занятых в 1866 году за Сыр-Дарьей, и Семиреченская, с центром в г. Верном. [16] В связи с этим преобразованием упразднялся Алатавский округ. Первым генерал-губернтором Туркестана был назначен генерал-адъютант Константин Петрович фон Кауфман. [17] В состав Семиреченской области вошло шесть уездов: Верненский, Капальский, Джаркентский, Пишпекский, Лепсинский и Каракольский. [18] Первым военным губернатором Семиречья был назначен известный устроитель края Герасим Алексеевич Колпаковский, которому был присвоен чин генерала. В его руках была сосредоточена вся полнота гражданской и военной власти. Преобразования коснулись и казачьих частей Семиречья, входивших до той поры в состав Сибирского казачьего войска, подчинявшегося Омску. 13 июня — 10 августа того же года образовано Семиреченское казачье войско — оплот Православия в Семиречье, подчинявшееся Туркестанскому генерал-губернатору. В его состав входило 14 станиц и выселков с 7468 казаками. [19] При управлении Верненского воинского начальника был учрежден военный причт. Во второй половине 50-х и в 60-х годах в Семиреченской области образуются приходы в станицах: Лепсинской — в 1858 году, Софийской — в 1864 году, Ирджарской — в 1865 году, Коксуйской — в 1866 году, Надеждинской — в 1867 году, Высоколюбовинской — в 1867 году, Сарканской — в 1868 году, селениях Токмак — в 1868 году и Каракол — в 1869 году. В декабре 1867 года Колпаковский сформировал специальный комитет по развитию города Верного под председательством помощника Военного Губернатора подполковника Озерова. В 1868 году комитет представил на утверждение обширный план строительства, который предусматривал создание новых городских кварталов к югу и западу от Большой Алматинской станицы. Предполагалось провести большие прямые широкие улицы, разбить площади и бульвары. Устроители города учли местные климатические условия и рельеф, и составили план, по которому улицы располагались параллельно друг другу с востока на запад и с юга на север. Разнообразен был этнический состав города. «Улицы города Верного по пестроте снующего по ним люда, представляли собой оргинальное зрелище. Здесь скачет киргиз или калмык, там чинно идет, прикрываясь веером от солнца, китаец с длинной косой, тут выступает сарт или переваливается типично русский мужичок и поселенец-малоросс. Бабы-поселянки развозят по городу арбузы и дыни, калмыки верхом на быках продают дикую малину, набранную в соседних горах». [20] Первым городским головой был отец известного в Семиречье архитектора Андрея Зенкова, купец Павел Матвеевич Зенков, прибывший в Верный в сентябре 1867 года. Центральной частью города считалась Больше-Алматинская станица. Павел Матвеевич описывал его следующим образом: «Все здания помещались тогда в станице Большой Алматинской. Было укрепление, и казенные постройки возвышались в нем, да три казармы стояли в станицах — Малой и Большой. Одна деревянная церковь стояла в станице на четырехугольной площади, окруженная рощей». Не имея систематического образования, но будучи незаурядной личностью, Павел Матвеевич проявлял способности строителя и архитектора. По заданию губернатора он разработал проекты нескольких церквей, оранжерей, гостиного двора.
В тот же период на территории Туркестанского края были учреждены три благочиния: в Семиреченской области — Заилийское и Лепсинское (Ирджарское), подчиняющиеся Томскому архиерею, и в Сыр-Дарьинской области — Сыр-Дарьинское, относящееся к Оренбургской епархии. В 1869 году основан город Каратал и селения: Михайловское, Гавриловское, Луговое, Колпаковское. Селения Преображенское, Теплоключенское, Покровское, Карабулакское основаны в 1871 году. Учаральское, Маканчинское — в 1873 году. Все эти селения были приписаны к военным приходам, которые входили в состав Томской епархии. [21] Церковные службы первоначально совершались в молитвенных домах или в походных церквах. В городе Каркалинске церковь была палаточная, в укреплении Токмак — из кошмы, наподобие юрты. Но уже в 1857 году были построены кирпичная военная церковь в Сергиополе, в 1865 году такая же — в Копале, в Большой станице города Верного в 1871 году был воздвигнут и освящен 23 декабря в честь святых мучениц Веры, Надежды, Любви и Софии на месте старого, новый каменный храм. Настоятельство в нем принял священник Александр Векшин. Церкви был дан антиминс, священнодействованный Платоном, епископом Томским и Семипалатинским. Но в других областях Туркестанского генерал-губернаторства до второй половины 60-х годов не существовало ни одного стационарного православного храма, а между тем имевшиеся при войсках священники по дальности расстояния и трудностям сообщения не имели возможности посещать все воинские части и новообразованные православными переселенцами поселки. В таком виде представлялась церковная жизнь в Семиречье и в целом во всем Туркестане до учреждения там самостоятельной епископской кафедры. Ходатайство об учреждении кафедры было возбуждено Туркестанским Генерал-губернатором Константином Петровичем фон Кауфманом еще в 1868 году. Губернатор представил доклад «Состояние церквей и православных христиан в крае», в котором излагал, что: «…Существующая зависимость Туркестанской паствы и местного духовенства от двух отдаленных епархий — Оренбургской и Томской, и происходящих в связи с этим неудобствах в сношениях между духовным и гражданским начальствами, малочисленность и скудность церквей в крае, недостаток кандидатов для занятия священнослужительских мест, естественно, не может выгодно отражаться на численности духовенства и положении Православия в крае. В Туркестанском Генерал-губернаторстве, на окраине Империи, где с православною верою соприкасается мусульманство, может быть, самое фанатичное на свете, нельзя без ущерба для государственной религии и ее значения забросить на произвол Туркестанскую паству. Мы не можем более довольствоваться бедными часовнями и молитвенными домами с недостаточным количеством священнослужителей и убогой обстановкой при богослужении». Для упрочения политического положения в этом крае Губернатор настаивал на принятии самых деятельных мер к распространению Православной христианской веры среди местного населения, коснеющего в язычестве и магометанстве. На этом основании генерал-губернатор ходатайствовал пред Святейшим Синодом об учреждении в областях Туркестанского Генерал-Губернаторства особой епархии и назначения Епархиального Архиерея, которому определить местопребыванием областной город Семиреченской области Верный, как представляющий более удобств для этой цели, поскольку город построен среди русского населения и уклад жизни его мало чем отличается от других городов Российской Империи. Избранием центром православия в Туркестане города Верного объясняют, кроме того, еще двумя причинами. Во-первых, Туркестанский Генерал-губернатор не решился открыть кафедру в Ташкенте, так как громкая, бьющая в глаза местного населения церковная обрядность могла повлиять на авторитет Губернатора, только недавно ставшего во главе новопокоренного края. Во-вторых, наличие церковной власти наряду с административной могло быть истолковано как официальное давление на местную религию — ислам, и осложнить отношения администрации с коренным населением края. По изложенным в ходатайстве генерал-губернатора фон Кауфмана причинам, Святейший Синод, признав и со своей стороны учреждение особой епархии в областях Туркестанского генерал-губернаторства необходимым, предоставил господину Синодальному Обер-Прокурору повергнуть предложение Синода об этом на Всемилостивейшее воззрение, и Его Императорское Величество Александр II 2 марта 1870 года Высочайше соизволил на приведение этого предложения в исполнение. После сношения с Министерством финансов, Государственный Совет положил ввести Епархиальное управление в областях Туркестанского генерал-губернаторства с 1 января 1872 года. 4 мая 1871 года Государь Император утвердил решение Государственного совета об учреждении в Туркестанском крае архиерейской кафедры с центром в городе Верном. Вслед за этим Обер-Прокурору поднес Императору доклад Синода, в котором говорилось, что «…ввиду того, что новооткрываемая в областях Туркестанского генерал-губернаторства епархия, как для устройства подлежащих распорядков в ее управлении, так по многочисленности в ее пределах инородцев, коснеющих в магометанстве и язычестве, требует Пастыря сколько опытного в епархиальном управлении, столько способного к руководству делами миссионерского служения», испрашивалось Императорское соизволение об определении на Туркестанскую кафедру викария Херсонской епархии, епископа Новомиргородского Софонии (Сокольского), с присвоением при этом как ему, так и приемникам его по новоучрежденной кафедре, наименования епископа Туркестанского и Ташкентского. И решением Святейшего синода, Высочайше утвержденным, 12 ноября 1871 года епископ Софония был назначен на новоучрежденную Туркестанскую кафедру. Много ему предстояло труда и забот по устройству края в религиозном отношении и организации церковного порядка и управления. Новоприобретенный край во всех отношениях был совершенно особенный по сравнению с внутренними губерниями России, и представлял громадные трудности для благоустройства жизни церковно-религиозной: по своей обширности, по трудности сообщений, по отсутствию храмов и лиц, способных и благонадежных к церковному служению, наконец, по разноплеменности своего состава, где русское православное население представляло как бы маленькие островки среди моря иноверцев. К месту своего нового служения в г. Верный преосвященный Софония прибыл 24 мая 1872 года и уже 30 мая поспешил выехать из Верного в Ташкент для свидания с Туркестанским Генерал-Губернатором Константином Петровичем фон Кауфманом, поскольку не излишним признал видеться с ним и о многом переговорить с ним лично. В Ташкент Владыка прибыл 3 июня, и в следующий день, в праздник Пятидесятницы, отслужил в ташкентском военном соборе Божественную Литургию, за которой произнес слово, в котором, в частности, сказал: «Появление и утверждение в какой бы ни было стране Христовой Церкви, — этого богозданного ковчега, ниспосланного земнородным на спасение от потопа греховного, всегда радовало и радует дух истинных христолюбцев. Что же касается о появлении Церкви Божией в стране, владычествовавшей некогда юною, святою Русью со всеми ея православными храмами, а ныне владеемой своими прежними данниками, — в стране людей, не только нам не чуждых, по историческим воспоминаниям, но и вступивших уже в состав многомилионной семьи неизмеримого царства русского? Да и какое русское, православное сердце не откликнулось бы искренним сорадованием, при одной мысли, что не только Русь святая, но и святая Русская Церковь расширила свои пределы, — и расширяют отнюдь не в видах искания своих си (Фил. 2,21), но во имя Евангельской Истины и международной правды, — расширяют, шествую, та и другая, от силы в силу и от славы в славу? …Но примечаете ли, братия, что сюда привходит еще обстоятельство, которое усугубляет и возвышает нашу радость. Празднуемый ныне Вселенским Православием день, по преимуществу, есть день великий и святый. Это есть день, в который предвечное определение о спасении падшего человечества, начавшееся в Триипостасном Совете Божием, благоволением безначального Отца, и в последок дней выполненное через собезначально воплощшееся Слово, окончательно завершено и запечатлено сошествием Всесвятаго Духа на святых Апостолов, а через них и на весь мир и на всякую душу верующую. Можно ли думать, что такое совпадение и сочетание двух торжеств церковных есть только дело простого случая? Можно ли думать, когда сама премудрость Божия свидетельствует о себе, что в ея предопределениях и действиях, относительно спасения нашего, изначала все соображено, соразмерено и определено мерою и числом и весом (Прем. 11, 21)? А если так, если это есть дело всеведущей и вседвижущей премудрости Божией: то не служит ли это ручательством и как бы залогом, что наши надежды на милость Божию, относительно новосаждаемой Церкви, не тщетны, и не безосновны. Скажу более, не служит ли это осязательным знамением и проявлением уже чаемой милости — и к нам самим, коих Содетель всяческих благоволил избрать в живые орудия своего благодатного смотрения о крае сем, и к тому великому и святому делу, которое через нас начинается во славу Божию. Таковы, возлюбленные братия, щедроты десницы Господней, благодеющей нам и краю сему. В настоящее время нам остается только молиться и благодарить Святейшую, Преславную, Единосущную и Нераздельную Троицу, — благодарить от всей души и молить беспредельное милосердие Божие, как о процветании и благоденствии страны сея, так — и особенно — о благостоянии новосаждаемой Церкви, да будет Она воистину Церковь святая и Божия, да расширятся Ея пределы и к ливу (югу) и к востоку, и да будут все чада Ея не только званными в ограду Христову, но и избранными для Царства вечной славы и блаженства». Таким образом, к Российской Империи, ценою пота и крови ее сынов были присоединены Казахстанские пределы, и ценою жертвенных трудов и горячих молитв первых православных переселенцев, освоивших этот край, суждено было возжечь здесь сияющий полным блеском евангельской чистоты свет Христовой веры. Примечания:
[1] В дальнейшем изложении исторических повествований для того, чтобы избежать разночтений,
составитель оставляет за казахским народом наименование «киргизы».
© Вера КОРОЛЕВА
|
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
