|
|
содержание |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Творчество В.Н. Проскурина |
|
|
|
|
|
Творчество других авторов |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Vernoye-Almaty.kz – Очерки истории Алматы |
|
Город Верный
РУССКО-КИТАЙСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ О ВОЗВРАЩЕНИИ КУЛЬДЖИ. ЛИВАДИЙСКИЙ (1879) И ПЕТЕРБУРГСКИЙ (1881) ДОГОВОРЫ
анная публикация представляет собой главу 8 (стр. 170-209) книги Владимира Моисеева «Россия и Китай в Центральной Азии (вторая половина XIX в. — 1917 гг.)», изданной в 2003 году издательством «АзБука» (Барнаул).
Разгром цинскими войсками Джетышара и восстановление власти Цинов в Восточном Туркестане и Северной Джунгарии выдвинул на первый план в русско-китайских отношениях в Центральной Азии Илийский вопрос, т.е. вопрос о дальнейшей судьбе оккупированного русскими войсками Кульджинского края.
Китайская сторона в конце 1877 г., в январе и марте 1878 г. ставила перед российским посланником в Пекине Е.К. Бюцовым вопрос о присылке комиссаров к Цзо Цзунтану для переговоров о возвращении Китаю Кульджи, однако отказывалась по существу обсуждать условия российского правительства. «Дело затягивалось, — отмечал Бюцов, — время проходило в напрасных и бесплодных прениях». Посланник принял решение воспользоваться отпуском и уехать в Россию, полагая, что тем самым он «побудит китайцев к некоторой сговорчивости».
Летом 1878 г. поверенный в делах России в Китае А. Кояндер передал в Петербург очередную просьбу цинского двора о назначении русского комиссара. 4 августа того же года МИД предписал А. Кояндеру «начать переговоры о сдаче Кульджи, в качестве уполномоченного, на основании протокола совещания 19 марта 76 года» и заявить цинскому правительству, что комиссара к Цзо Цзунтану посылать российская сторона не будет, а будет «ожидать на границе их комиссаров с особыми полномочиями».1
Принципиальное согласие правительства России приступить к переговорам поставило в повестку дня вопрос об условиях возвращения Китаю Илийского края. Мнения по этому вопросу в правительственных кругах России и пограничной туркестанской и сибирской администрации разошлись.
В ноябре 1878 г., находясь в Петербурге, посланник России в Китае Бюцов представил правительству записку по Кульджинскому вопросу, изложив аргументы «за» и «против» возвращения этого края Китаю. Анализируя позиции противников возвращения края Цинской империи, прежде всего военных — К.П. Кауфмана, А.Н. Куропаткина, Г.А. Колпаковского и др., он соглашался с тем, что
«Кульджинский край, ограниченный со всех сторон горными хребтами, с весьма немногими удобными перевалами через них, представляет чрезвычайно выгодную стратегическую позицию. Оставив за собой богатую и плодородную долину Верхнего Или, мы заменим совершенно открытую, пересекающую степь границу, естественным рубежом, оборона которого возможна с очень незначительными силами».
Отдав край Китаю, Россия затруднит себе оборону Семиречья и способствует укреплению позиций Китая в Кашгарии. «Упрочение же этого владычества едва ли сообразно с нашими интересами в Средней Азии». Уступка Кульджи китайцам нанесет кроме того ущерб «обаянию» России в мусульманском мире, особенно в Центральной Азии.
«По понятию азиатцев, — подчеркивал Бюцов, — знающих лишь политику грубой силы, возвращение занятого силой оружия края прежнему владетелю его — есть признак слабости, так что отдача Кульджи китайцам была бы сочтена за поражение наше».
Необходимость удержания Кульджи в составе владений России в Центральной Азии диктовалась, по его мнению, и нравственными обязательствами русских властей по отношению к местному населению. Посланник не исключал такого развития событий, когда после возвращения края Китаю принимавшее участие в восстании население края
«подвергнется участи, постигшей магометан Чжунгарии и Джетышара, поголовно вырезанных, несмотря на обещанную им китайцами пощаду. Какими же глазами стали бы смотреть на нас подвластные нам мусульманские народы после отдачи нами на избиение единоверцев их»?
Указывая на всю важность и значимость этих и других аргументов противников возвращения Кульджи Китаю, Бюцов, тем не менее, считал, что Илийский край необходимо возвратить Цинской империи. Интересы развития торговли с Китаем, необходимость обеспечения спокойствия на огромном протяжении границ обеих империй перевешивают, по его мнению, все доводы оппонентов. Торговый оборот России с Китаем достиг к тому времени 30 млн. руб. Только сбыт мануфактурной промышленности в Китае приносил казне доход в несколько млн. рублей. Не возвратив, как обещали, Кульджу, мы можем
«иметь результатом совершенное отчуждение от нас государства, враждебное соседство которого, при подчинении его недружелюбным нам влияниям, могло бы со временем быть невыгодным для нас, в особенности в случае осложнений в Средней Азии».
Российский дипломат пришел к выводу, что если китайская сторона на предстоящих переговорах согласится на удовлетворение ряда требований российского правительства, особенно на расширении торговли и гарантии безопасности «отдача Кульджи не будет бесплодной жертвой», потеря выгодной стратегической позиции будет вознаграждена возможностью развивать взаимовыгодную торговлю с Поднебесной.2
Таким образом в Кульджинском вопросе четко обозначились два подхода, которые можно с некоторой долей условности охарактеризовать как общегосударственный и региональный.
В преддверии переговоров возрастающее давление на правительство начинает оказывать туркестанская администрация. В рапортах от 7 декабря 1878 г., 22 февраля 1879 г. и др. семиреченский губернатор Колпаковский обратил внимание Кауфмана на то обстоятельство, что кочевья российских подданных казахов продвинулись на восток и располагаются в горах Барлыка, долинах рек Бороталы, Текеса, Хоргоса и др. Представив туркестанскому генерал-губернатору подробную карту с нанесенной предполагаемой им граничной чертой, Колпаковский подчеркивал, что «к владениям нашим предполагается присоединить местности, бывшие свободными от китайского элемента при занятии нами Илийской долины и ныне занятые кочевниками, издавна подведомственных России киргизов, углубившихся с развитием в области русских поселений в горы Барлыкские, на Бороталинскую долину (киргизы Сергиопольского и Копальского уездов) к реке Хоргосу (киргизы Копальского уезда) и в долину р. Текеса (киргизы Верненского и Иссыккульского уездов). Если предполагаемую границу не принять в расчет, то доведется выделить несколько десятков тысяч киргизов под власть китайцев, последствием чего будет значительное уменьшение доходов края».
Кроме того Колпаковский предлагал оставить за Россией западный участок Илийского края с городами Суйдун, Чинчахоцзи и Тарджи, населенных по-преимуществу дунганами, мотивируя это тем, что последние «никоим образом не останутся под властью китайцев». Местность к западу от Суйдуна, вплоть до Борохудзира, считал губернатор Семиречья, «необходимо закрепить за русской властью в виду предстоящей необходимости заселить эту местность русскими поселенцами». Необходимо во что бы то ни стало оставить за Россией Талкинский проход, связывающий Илийскую долину с Бороталинской, а также перевал Музарт, ведущий из Илийской долины в Кашгарию.
Проектируемая им линия границы проходила, таким образом, через дунганские поселения Суйдун, Чинчахоцзи, Тарджи, Лууцугун. Проживавших там китайцев Колпаковский предлагал переселить на территории, отходившие к Китаю.3
Туркестанский генерал-губернатор Кауфман поддержал предложения своего подчиненного и в представлении в МИД подчеркивал, что «было бы желательно при передаче Кульджинского района сделать направление границы как предполагает генерал-лейтенант Колпаковский».4
Эти предложения Кауфман направил и военному министру Д.А. Милютину.5
4 марта 1879 г. в Петербурге под председательством военного министра состоялось особое совещание по Кульджинскому вопросу. В его работе приняли участие: министр финансов С.А. Грейг, начальник Главного штаба Ф.Л. Гейден, товарищ министра иностранных дел Н.К. Гирс, генерал-губернатор Западной Сибири Н.Г. Казнаков, действительный статский советник барон А.Г. Жомини, начальник Военно-ученого комитета Н.Н. Обручев, посланник в Пекине Е.К. Бюцов, вице-директор Азиатского департамента МИД Мельников, начальник Азиатского отдела Главного штаба А.Н. Куропаткин, полковник Генерального штаба А.В. Каульбарс.
В ходе обсуждения вопроса большинство участников совещания согласилось с тем, что обладание Кульджинским краем и особенно перевалом Музарт дает России возможность с минимальными силами защищать доступ со стороны Китая свои среднеазиатские владения. «Естественным последствием передачи Кульджи китайцам будет то, — говорилось в решении совещания, — что мы лишимся укрепленной границы на востоке наших среднеазиатских владений и с этим вместе дадим китайцам возможность основать в Кульдже прочный операционный базис для упрочения своей власти как в Джунгарии, так и в Кашгаре».
Если уж отдавать Кульджу китайцам, говорили участники совещания, то необходимо потребовать от них существенной компенсации. В то же время в ходе совещания отмечалось, что раздражение и недоверие Китая к России вызвано отчасти тем, что
«мы постоянно обнадеживали китайцев возможностью получить от нас обратно Кульджу: так вскоре после занятия ее мы заявили в Пекине (1871 г.), что занятие это будет временным и что мы вовсе не имеем намерения оставлять за собой эту область; затем, в 1872 г., посланы были на границу и с нашей и с китайской стороны, особые комиссары для переговоров о сдаче Кульджи, но сдача не состоялась вследствие того, что китайский комиссар оказался не снабженным достаточным полномочием для ведения переговоров, которые перенесены были в Пекин, но также не привели ни к какому положительному результату, так как посланник наш в Пекине (генерал-майор Влангали) поставил главным условием для получения Кульджи восстановление власти китайского правительства в местностях, охваченных дунганским восстанием, чего китайское правительство в то время не в силах еще было выполнить…»6.
В конечном счете на совещании было решено придерживаться в отношении Китая прежней миролюбивой политики, что позволяло с минимальными средствами и затратами охранять границу и развивать торговлю. Совещание рекомендовало правительству возвратить Илийский край Китаю на определенных условиях, так как отказ
«был бы в полном противоречии с теми заявлениями, которые мы доселе неоднократно делали китайскому правительству»,
получив взамен ряд необременительных для Китая торговых преимуществ для российской торговли, добиваться от цинского двора открытия консульств в Кульдже, Улясутае, Кобдо и других городах, где этого требуют российские интересы. Новую границу в Илийском крае провести так, чтобы долины р.р. Текес, Борохудзир, перевал Музарт остались за Россией. Кроме того к России должна отойти и долина р. Черный Иртыш. В свою очередь можно уступить Китаю, полагали участники совещания, территорию, захваченную Якуб-беком у кокандцев, но в то же время оставить за собой проход Иркештам, ведущий из Киргизии в Кашгарию. Китайская сторона должна возместить убытки российским купцам за разграбление их торговых караванов и лавок, а также возместить затраты России по занятию и управлению Кульджой. Только при выполнении этих условий и объявлении амнистии всем жителям Илийского края он может быть возвращен Цинской империи.7
Таковы были рекомендации Особого совещания, положенные в основу позиции российской делегации на переговорах. Можно сказать, что военные и дипломаты пошли на компромисс. Особую позицию занял туркестанский генерал-губернатор К.П. Кауфман. На особом межведомственном совещании 9 июля 1979 г., уже во время начавшихся с китайским посланником переговоров, туркестанский губернатор предложил вообще отказаться от изменения границ, а «взять с китайцев крупный денежный куш — до 60 миллионов рублей, которые употребить на постройку Среднеазиатской железной дороги». К.П. Кауфман мотивировал свое предложение тем, что
«для поддержания нашего обаяния в Средней Азии, несколько поколебленного в последнее время после афганистанского дела *, необходимо было бы при уступке китайцам Кульджи подвергнуть их уплате значительной денежной суммы, как бы в виде наказания за крайне неприязненные отношения, высказанные китайцами к нашим пограничным властям, за стеснение нашей торговли и за явное пренебрежение к нашей силе».
* Речь идет об отзыве из Кабула руководителя русской миссии генерала Н.Г. Столетова, подписавшего в августе 1878 г. с эмиром Афганистана Шер Али-ханом проект Афганско-русского договора о дружбе и взаимопомощи, что послужило Лондону предлогом для развязывания второй англо-афганской войны 1878-1879 гг., оккупации Афганистана и бегства русской миссии из Кабула. Подробно см.: «Россия и Афганистан». М., 1989. С.92-101.
Рис. 8. Схема Илийского края
1 — граница России и Илийского края, занятого в 1871-1881 гг. царскими войсками; 2 — граница до занятия Илийского края царскими войсками; 3 — граница по Петербургскому договору 1881 г.; 4 — граница по Ливадийскому договору 1879 г. (А.Л. Нарочницкий. «Колониальная политика капиталистических держав на Дальнем Востоке. 1860-1895». М., 1956. С. 237)
По мнению туркестанского губернатора, в глазах народов Центральной Азии взыскание с Китая 60 млн. рублей будет сочтено «контрибуцией».8
Возражая Кауфману, генерал-адъютант министр финансов Грейг, подчеркнул, что Россия должна выполнить свои обещания Китаю. Китайское правительство должно вознаградить Россию за понесенные ею издержки, но в «размерах действительной потребности вознаграждения, так как иначе мы уронили бы наше достоинство не только в глазах китайцев, но и европейских правительств… «Предъявление такого требования, полагал Грейг, может привести к прекращению переговоров и разрыву отношений Китая с Россией.9
За исключением тогда еще полковника А.Н. Куропаткина, никто предложение Кауфмана не поддержал. «Все прочие, — записал в дневнике Милютин, — находили предосудительным входить с китайцами в подобную сделку».10
Решено было ограничиться суммой в 5 млн. рублей. На июльском совещании обсуждался также вопрос о том, «какая часть Кульджинской территории должна быть оставлена за нами, для поселения на ней той части кульджинского населения, преимущественно дунган, которая не захочет с передачею китайцам Кульджи, остаться в подданстве китайцам». Решено было поставить этот вопрос перед цинским послом. Способ передачи Илийского края должен решить на месте туркестанский губернатор Кауфман. Кроме того было решено потребовать от китайского правительства, чтобы русско-китайский договор о Кульдже, в том числе о свободной торговле в Цинской империи российских купцов, был опубликован в Китае «во всеобщее сведение» и Цзо Цзунтан прислал об этом уведомление Кауфману со специальным чиновником.11
Решение вопроса о местах предполагаемого расселения десятков тысяч новых подданных России наталкивалось на значительные трудности: в пограничных районах Туркестанского генерал-губернаторства свободных земель было немного — их могло хватить для обеспечения лишь 6 тыс. человек, в то время как желание перейти в российское подданство охватило довольно широкие слои населения Илийского края. В связи с этим и в соответствии с международным правом, признающим неотъемлемое право каждого народа на ту территорию, на которой он проживает, русские дипломаты поставили перед китайским представителем вопрос о присоединении к Семиреченской области западной части Илийского края, для расселения тех его жителей, которые примут российское подданство. Поэтому в проекте русско-китайского договора предусматривался отход к России примерно 3/10 территории Кульджинского края.
Переговоры, проходившие в Ливадии, в Крыму, с российской стороны вели министр иностранных дел Н.К. Гирс и чрезвычайный посланник и полномочный министр России при китайском дворе Е.К. Бюцов. Китайскую сторону представлял чрезвычайный и полномочный посол богдыхана при российском дворе Чун Хоу. 20 сентября 1879 г. был подписан договор, получивший по месту его заключения название Ливадийского. Напомню вкратце его содержание.
Русское правительство соглашалось на восстановление в Илийском крае власти Китая, но западная часть края и долина р. Текес с перевалом Музарт отходили к России, что составляло 390,7 из 1302,36 кв. миль территории, оккупированной русскими в 1871 г.12
Цинское правительство гарантировало личную и имущественную безопасность всем жителям края, предоставило им право свободного выбора места жительства и годичный срок для переселения желающим в Россию. Правительство Китая должно было уплатить России на покрытие издержек по управлению краем 5 млн. руб. Граница между Россией и Цинской империей должна быть проведена по р. Хоргос, горному хребту Ак-Бурташ, оставляя во владениях России долину р. Текес и Музартский проход. Были внесены изменения и в прохождение линии границы в бассейне Черного Иртыша, а также на границе между Кашгарией и бывшим Кокандским ханством — Ферганской областью. Россия получала право назначать консулов помимо Кульджи и Чугучака, в Кашгар, Ургу, Цзя Юй-гуань (Сучжеу), Кобдо, Улясутай, Хами, Турфан, Урумчи и Гучен. Русские купцы получали право беспошлинной торговли в Синьцзяне, право на провоз своих товаров из Синьцзяна во Внутренний Китай, возможность найма помещений, лавок и пр. Для передачи Илийского края Китаю должна быть создана комиссия, которой поручалось разработать соглашение, утверждаемое Цзо Цзунтаном и Кауфманом. Через два месяца после утверждения ими соглашения край должен был отойти к Цинской империи.13
В повестку дня между двумя государствами встал вопрос о выработке конкретного механизма передачи края цинским властям, решения судеб местного населения, не желающего возвращаться под власть Китая, и урегулирования на месте взаимных претензий сторон. Еще до подписания договора МИД России направил в Кульджу опытного дипломата, консула в Урге статского советника Я.П. Шишмарева14, возглавившего комиссию в задачу которой входило выяснение точной
суммы ущерба, понесенного российскими купцами и казной в Синьцзяне, разбор претензий китайцев к российской стороне, оценка стоимости
недвижимого имущества, оставляемого русскими войсками в крае и т.д.
Прибыв в Кульджу, он нашел население «крайне встревоженным своей участью» и постарался успокоить его. В это время (в октябре 1879 г.)
в Кульдже находился бывший султан Илийского ханства Абиль-оглы, приехавший в трехмесячный отпуск «на свидание с родственниками и для продажи оставшегося имущества». Шишмарев счел его появление в Кульдже «не совсем уместным». Попросил местные русские власти следить за ним и как можно быстрее отправить обратно в Верный. В январе 1880 г. для более тщательного ознакомления с положением дел в Кульджинском крае и объявления населению решения русского правительства о возвращении Кульджи Китаю, туркестанский генерал-губернатор Кауфман командировал в Илийский край своего представителя полковника Генерального штаба П.П. Матвеева.
Выбор губернатора пал на этого офицера не случайно. П.П. Матвеев служил в то время начальником штаба войск Сырдарьинской области и был в курсе событий, происходивших в Синьцзяне. Внимание же начальства он обратил на себя тем, что 17 января 1880 г. подал Кауфману записку, в которой изложил свои соображения по Кульджинскому вопросу. Остановившись вкратце на истории борьбы мусульман и китайцев и приближении цинских войск к границам Илийского края с его 132-х тысячным населением, «уже привыкшим к гуманному русскому управлению», П.П. Матвеев нарисовал мрачный сценарий дальнейшего развития событий. Население края, полагал он, состоящее в основном из уйгуров (таранчей) и дунган, «обагренных
кровью китайцев, зарезанных во время последнего восстания, с ненавистью и злобой ожидает своих непримиримых врагов и готово снова приняться за кровавую работу». Примирение между мусульманами края и китайцами, по его мнению, невозможно. Амнистия же, обещанная богдыханом Гуансюем, есть «ни что иное как злая ирония». После ухода русских войск в крае вновь начнется резня и у мусульман не будет другого выхода, как только «смерть или победа». Автор не исключал, что в крае может сложиться такая ситуация, когда русские войска невольно окажутся вовлеченными в схватку и будут вынуждены содействовать китайцам в «истреблении наших собственных подданных».15
Прибывший по императорскому указу из Урги в Кульджу консул Шишмарев не согласился с оценкой П.П. Матвеева, излишне, по его мнению, драматизирующим ситуацию. «Сколько мне известно, — писал Шишмарев Кауфману, — мусульмане не думают вступать в борьбу с китайцами, они понимают, что это невозможно, им желательно мирной жизни…». Передача Кульджинского края Китаю, считал Шишмарев, «должна быть совершена, по возможности, незаметно и без резкостей». Необходимо дать мусульманскому населению возможность посмотреть, как поведут себя китайцы, приняв край под свое управление, а уже затем оно само должно сделать выбор: уйти в пределы России или остаться. Интересы же России, по мнению консула, требуют
«не только не очищать Кульджу от всего русского элемента и тогда впустить китайцев, напротив — заботы о нашей торговле, заботы о тех русских подданных, которые пожелают остаться в Кульдже…»16
Ко времени прибытия Матвеева в Верный (1 февраля 1880 г.) в Ташкенте была получена срочная телеграмма из МИДа, извещавшего о том, что «завоеватель Синьцзяна» Цзо Цзунтан, не считаясь с подписанным между Россией и Китаем договором, подал императору Гуансюю меморандум с предложением не ратифицировать Ливадийский договор и разрешить ему силой захватить Илийский край. Кауфман приказал не распространять его объявление о возвращении края Китаю до прояснения обстановки. В объявлении разъяснялись причины возвращения края Цинской империи и содержался призыв не бояться китайцев и не покидать край. «Когда войска наши 9-ть лет тому назад пришли и заняли Кульджу, государь император объявил китайскому богдыхану, что земля ваша занимается временно и будет ему возвращена, как только китайцы будут в состоянии восстановить порядок и спокойствие в возмутившихся странах, им ранее принадлежавших. Слово Белого царя — закон, а потому в IV луне этого года Кульджа будет передана китайцам бесповоротно». Однако, заботясь об участи своих бывших временных подданных, царь взял с богдыхана слово не мстить мусульманам. Русский государь, говорилось в объявлении,
«берет вас под свою высокую защиту и покровительство, наравне с прочими своими подданными… Не бойтесь китайцев и не бросайте страны, где предки ваши нашли вечный покой и где каждый клочок земли обработан трудом вашим… Будьте спокойны, надейтесь на милость божью и покоритесь безропотно судьбе вашей»17
Прибыв 8 февраля 1880 г. в Кульджу, Матвеев и сопровождавший его в поездке командующий войсками Илийского края генерал-майор Левашев сообщали Кауфману, что вопреки агитации консула Шишмарева и начальника Северного участка подполковника И.С. Герасимова,
«таранчи уже теперь начинают уходить отсюда целыми толпами за р. Хоргос, оставляя свои хлебные запасы и все свое имущество за бесценок в пользу китайских агентов».
Практически все мусульманское население края поспешно готовится к переселению и не думает о предстоящей посевной, что неизбежно приведет в скором времени к голоду. Матвеев испрашивал разрешения — от имени губернатора заверить население в том, что русские войска не будут выведены с территории края до осени и желающие после уборки урожая могут переселиться в пределы России, однако без материальной помощи со стороны русских властей. Не следует, считал эмиссар туркестанского губернатора, активно склонять туземцев подчиниться китайцам, ибо это только вызывает панику и
слухи о продаже Россией Илийского края Китаю.18
Обеспокоенный противоречивыми известиями из Кульджи: Матвеев сообщает о нарастающем среди мусульман страхе и панике, а Шишмарев * пишет, что в Кульдже «спокойно», Кауфман поручает 29 февраля 1880 г. Матвееву совместно с Шишмаревым заверить мусульман Илийского края от его имени, что
«со сдачею Кульджи китайцам, русское правительство ни в каком случае не оставит их без своего покровительства». «Надо уговорить таранчей, — наставлял губернатор, — оставаться на своих местах и не распродавать за бесценок хлеб и имущество китайским агентам, буквально заставить население посеять хлеб».19
*
Между семиреченской администрацией и Я.П. Шишмаревым сложились неприязненные отношения. Дело дошло до того, что начальники участков Кульджинского района прекратили поставлять информацию и.о. военного губернатора Семиречья Эйлеру, «считая себя в полной зависимости от статского советника Шишмарева». ЦГА РК. Ф.64. Он. 1. Д. 4854. Л. 65-69.
Во время поездки по краю многие представители уйгурских и дунганских сел заявляли русским офицерам, что если в Семиречье им не дадут земли, они готовы отправиться в Сибирь, «чем подчиниться китайским властям». Проехав в общей сложности 800 верст и побывав во многих поселениях и городках края оба офицера пришли к выводу, что мусульмане края
«хорошо обдумали свое положение. Даже малейший намек на возможность их примирения с китайцами или на амнистию, обещаемую им правительством богдыхана, вызывал в них только презрительную улыбку и ропот негодования».20
И при этом отнюдь не страх перед китайцами двигал мусульманами. Главная причина ненависти и нежелания снова оказаться под властью Цинов, заключалась в самой системе китайского управления. Это, указывал Матвеев, была система
«основанная на произволе, шпионстве, подкупе и жестоких смертных казнях, по словам туземцев до того невыносима, что о возврате к прежнему не может быть и речи, в особенности после девятилетней свободы».21
Мусульмане жаловались русским офицерам, что Цины лишили их всех прав собственности, «так как по мнению китайцев и земля, и имущество, и народ принадлежат исключительно правительственным властям». Особенно мусульманское населением Синьцзяна тяготила так называемая «опека», заключавшаяся в том, что
«в семействе каждого мусульманина поселяется по одному китайцу, который обязан внимательно следить за действиями и словами каждого члена семейства и при малейшем подозрении кого-нибудь из мусульман в неблагонамеренности, доносить об этом кому следует».22
Эти «опекуны» фактически присваивали себе все имущество «опекаемых»,
«даже их жен и дочерей, — отмечалось в Записке, — пользуются неограниченной властью в домах и в случае оскорбления их кем-нибудь из туземцев, не только виновные, но часто и семейства их подвергаются самой мучительной смертной казни, без всякого суда или следствия».23
Нравственный гнет со стороны китайцев, безраздельная власть над имуществом и самой жизнью мусульман, надругательство над их честью, религией и человеческим достоинством, заключал Матвеев, «ставит последних действительно в безвыходное рабское положение».
Ознакомившись с настроениями мусульман края, русские представители решили не уговаривать мусульман оставаться на их отчизне и не переселяться в пределы России, лишь советовали им обязательно обработать и засеять свои поля и обещали им защиту жизни и имущества со стороны русских властей. О настроениях мусульманского населения края свидетельствовали события, происшедшие в селениях долины р. Кунгес 12-16 февраля 1880 г.
|
Константин Петрович Кауфман, генерал-губернатор Туркестанского края |
Вкратце суть их такова: 12 февраля прикомандированный к Канцелярии по кульджинским делам врач Регель, прочитав в газете «Туркестанские ведомости» заметку о предполагаемой передаче Илийского края Китаю, рассказал об этом своим пациентам, присовокупив, что через два месяца китайские войска вступят в Или, а русские войска оставят край. На следующий же день тысячи жителей окружили дом начальника Северного участка подполковника И.С. Герасимова, требуя выдачи им пропусков для переселения в Россию. Только через три дня благодаря авторитету и распорядительности последнего волнения улеглись. В охватившей местное население панике, многие жители разорились, за бесценок продав свое имущество и жилища китайским агентам.24
Это обстоятельство еще раз утвердило Матвеева во мнении, что независимо от того, когда состоится передача края Китаю, если жители не будут предварительно выселены в Россию, «без больших смут и кровопролитий» при занятии Кульджи китайскими войсками не обойдется. Для предупреждения этого П.П. Матвеев разработал и предложил К.П. Кауфману три возможных варианта передачи края Китаю.
Первый вариант включал в себя предварительное выселение всех жителей, не желающих подчиняться китайским властям, в пределы России, на свободные земли между Хоргосом и Борохудзиром. На этой территории, по его мнению, можно было разместить около 30 тыс. переселенцев и несколько казачьих станиц. Остальных переселенцев, прежде всего дунган, он полагал возможным поселить в долине р. Чу между г. Пишпеком и станицей Сагатинской, а также на берегах р. Или вблизи выселка Илийского. Если численность переселенцев не будет превышать 80 тыс., то для их размещения достаточно будет около 40 квадратных миль пахотной земли.
Второй вариант возвращения края Китаю, предложенный Матвеевым, заключался в том, чтобы вывести из края русские войска и вообще очистить его «от русского элемента» и предоставить китайцам «покорение уступленной им по договору территории собственными силами, без всякого с нашей стороны вмешательства». Т.е. он предлагал оставить мусульман и китайцев один на один, оставшись «спокойными зрителями предстоящей борьбы».
Наконец, третий вариант состоял в том, чтобы дождаться прихода китайских войск, передать власть китайской администрации и только тогда уходить. В такой ситуации, по мнению Матвеева, между мусульманами и китайцами неминуемо вспыхнет борьба, все шансы на победу в которой будут на стороне Цинов.
Анализируя все три представленных им на рассмотрение туркестанского генерал-губернатора варианта, Матвеев пришел к выводу, что первый из них для китайской стороны является наиболее предпочтительным, ибо избавил бы их от новой борьбы с мусульманами края. Однако переселение большого количества илийских мусульман в Семиречье и последующая вражда этих переселенцев с китайскими властями Кульджи делает этот вариант передачи края
невыгодным для России. Второй способ при любом исходе также не может устроить власти России: если мусульмане потерпят поражение, они массами хлынут в Киргизию и Казахстан и необходимо будет предоставлять им убежище, снабжать продуктами, одеждой и т.п. Если же мусульмане отразят китайское наступление, может возникнуть угроза образования вблизи российских границ нового недружественного по отношению к России теократического государства, наподобие государства Якуб-бека. Последний вариант, т.е. фактическая сдача мусульман китайцам недостоин такой великой державы как Россия и возбудит ненависть мусульман Средней Азии и вызовет возмущение в Европе. Такая передача края на практике означала предательство и выдачу мусульман китайцам «со связанными руками».
Матвеев пришел к выводу, что избежать новой борьбы между китайцами и мусульманами в Илийском крае, можно только одним путем: заблаговременным и постепенным переселением всех желающих в пределы Семиречья до ухода русских войск и вступления китайских. При этом необходимо принять меры к тому, чтобы, чтобы местное население успело собрать урожай и переселялось за свой счет на заранее отведенные земли.
13 марта 1880 г. Записка была передана в канцелярию губернатора. Копия с нее послана Шишмареву. Ознакомившись с содержанием Записки, Кауфман сделал на полях текста следующие замечания: говоря о замедлении ратификации Ливадийского договора цинским правительством, он отметил, что «это случайное замедление, по-видимому, разрешится нападением китайцев, которые задумали отнять у нас Кульджу силою. Если война начнется, то нет надобности выселять таранчей, которые вместе с нами примут участие в борьбе». Вместе с тем, не исключая возможности бегства больших масс мусульман в Семиречье, он приказал произвести топографическую съемку земель, предназначенных для переселенцев, и приказал военному губернатору
Семиречья Колпаковскому принять все меры для приема беженцев и переселенцев из Кульджи.
Оценивая варианты передачи края Китаю, Кауфман отмечал, что ни второй, ни третий способы не могут быть приняты, что необходимо остановиться на первом варианте и готовиться к нему. Передачу края Китаю осуществить лишь после того, как население уйдет в пределы России.25
По Ливадийскому договору Россия получала ряд важных преимуществ территориальных и существенных торговых привилегий. Однако в результате перевеса во влиянии на двор группировки Цзо Цзунтана, занимавшей жесткую позицию в отношении России, цинское правительство не только не ратифицировало договор, но и приговорило Чун Хоу к смертной казни. В сложившихся условиях, отмечал А.Д. Воскресенский, Чун Хоу сыграл роль «козла отпущения».
«Цинские дипломаты знали, что необходимо вернуть Илийский край, но никто не мог сформулировать конкретные уступки, на которые можно и нужно было пойти для его возвращения. Когда же договор был подписан, он был использован для ослабления группировки Ли Хунчжана при дворе, поскольку общая идея компромиссного мирного решения вопросов с Россией исходила от Ли Хунчжана, а по Ливадийскому договору Россия получала явные привилегии».26
Официально Чун Хоу был обвинен в том, что он «не держал свое правительство в курсе происходивших переговоров, подписал договор, не испросив специальных на то полномочий и самовольно выехал в Пекин». Ему также ставилась в вину «Уступка России района р. Текеса с чрезвычайно важным Музартским перевалом, согласие на учреждение консульств во всех важных пунктах Восточного Туркестана и предоставление существенных льгот для русской торговли в виде свободного передвижения русских купцов через Ханьчжун до Ханькоу. Весьма чувствительно для китайского самолюбия было и то, что Чуну не удалось добиться выдачи Бе Яньху…» 27
После отказа цинского правительства утвердить Ливадийский договор, разжалования и осуждения Чун Хоу на смертную казнь, от которой его избавило заступничество русского посольства, в Китае резко активизировалась партия войны с Россией. Цзо Цзунтан, назначенный во главе обороны северо-запада страны, перенес свою резиденцию из Ланьчжоу в Хами, захватив с собой гроб, как символ решимости бороться до конца, и деятельно готовился помериться силой с русскими. По полученным в Ташкенте сведениям, он предполагал двинуть к границам России с Западным Китаем 20-тысячный корпус, оснащенный скорострельными ружьями и обученный английскими инструкторами, численность которых составляла порядка 200 человек.28
Семиреченская администрация получала тревожные сведения о подготовке Цзо Цзунтаном вторжения в Илийский край. Прибывший с письмом от Лю Цзиньтана к Колпаковскому в Верный хаким Артуша Махмут-хан сообщал военному губернатору Семиреченской области об инструкциях, полученных им от Лю Цзиньтана накануне отправления в Россию.
Последний приказал ему объявлять по дороге киргизскому населению и русским купцам, чтобы они не опасались китайских войск, которые придут на Нарын, «потому что это место китайское, где прежде войска китайские из Кульджи и Кашгара съезжались и затем разъезжались, там узнают, где находится Бай Яньху и возьмут его». Перед самым отъездом в Верный, находясь в ставке Лю Цзиньтана, Махмут-хан узнал о приказе Цзо Цзунтана «исправить горную Музартскую дорогу, посредством людей из Аксу, знающих это дело, и затем двинуться по ней с войсками чрез Музарт, для соединения не позже третьей луны (апреля месяца) с Цзинь-цзяньцзюнем, войска которого находятся уже между Карашаром и Шихо, и совместного с ним похода на Кульджу».
Почти одновременно с сообщением Махмут-хана в Кульдже стало известно о получении купцами из Кашгара писем от своих хозяев и родственников о том, чтобы немедленно со всеми товарами и имуществом уезжали в Верный.
Махмут-хан, одетый в форму офицера китайской армии с белым прозрачным шариком на шляпе *, согласился на предложение Колпаковского стать русским агентом и
доставлять в Верный через своих людей «заслуживающие особого внимания известия».29
*
Согласно цинской «Табели о рангах» белый прозрачный шарик на шляпе носили чиновники пятого класса. См.: Сидихменов В.Я. «Китай: страницы прошлого». Изд. 3-е. М., 1987. С. 283.
10 марта 1880 г. военный министр Милютин телеграфировал Кауфману о решении цинского двора, заметив при этом, что
«в Пекине не дорожат нашей дружбой. Китайцы могут начать войну из — за Кульджи и Баян-Ахуна, чего требует Цзо и сильная партия. Надо быть готовым ко всему, примите надлежащие меры осторожности на границах Китая».30
Вскоре аналогичная телеграмма в Ташкент поступила и от министра иностранных дел Гирса, сообщавшего Кауфману, что по сведениям российского посольства
«настроение против нас в Пекине воинственно. Китайцы делают приготовления в Манчжурии, Монголии и на западе. В виду сего нам необходимо быть готовыми ко всякой случайности на границе, но сохранять строго выжидательное положение, избегать всего, что могло бы иметь характер вызова китайцам».31
Русское консульство в Монголии сообщало правительству, что ургинские правители получили из Пекина указ собрать и отправить в Улясутай двухтысячный военный отряд.32
Характеризуя настроения, царящие при дворе и в правящих кругах Китая, поверенный в делах Китая А.И. Кояндер отмечал почти полное единодушие в отношении непризнания условий Ливадийского договора даже враждующими между собой группировками и партиями, прежде всего князя Гуна и Цзо Цзун-тана. Военные приготовления Китая к войне с Россией из-за Илийской долины не прекращались ни на один день. В войска Цзо Цзунтана из арсеналов Пекина было отправлено 8 тыс. новых ружей, в США закуплено 20 млн. патронов, с Англией шли переговоры о покупке двух броненосцев, большого количества ружей системы Винчестер; в Германии были заказаны ружья системы Маузера. 33
Численность собранных для вторжения в Илийский край цинских войск — «лучших во всем Китае» — составляла по некоторым данным 40-50 тыс. человек.34
Представители европейских держав активно интриговали при китайском дворе против России и заранее отдавали победу богдыхану. 35
Как только из сообщений прессы и телеграмм правительства Кауфману стало известно об отказе Пекина ратифицировать Ливадийский договор и печальной участи Чун Хоу, он немедленно телеграфировал об этом в Верный и.о. военного губернатора генералу Эйлеру и просил срочно уведомить об изменившихся
обстоятельствах Шишмарева и Матвеева.36
Получив указания правительства принять на границе с Китаем меры предосторожности, Кауфман разработал и начал осуществлять план сосредоточения войск в наиболее важных в стратегическом отношении пунктах, испросив на нужды обороны Туркестанского края в общей сложности 1 млн. 100 тыс.
рублей. По указу императора Александра II в Государственном казначействе туркестанскому генерал-губернатору был открыт кредит на сумму в 4 074 496 руб.37
Военное министерство и император одобрили и утвердили мероприятия и распоряжения Кауфмана на случай разрыва дипломатических отношений с Китаем. Однако Александр II рекомендовал ему до разъяснения всех обстоятельств повременить с формированием новых воинских частей и ни в коем случае не переходить с войсками границу, «пока сами китайцы не подадут повода", кроме того высказал пожелание внимательнее отслеживать ситуацию в Афганистане.38
Одновременно правительство распорядилось отправить на Дальний Восток эскадру Балтийского флота под командованием адмирала С.С. Лесовского.
Для сбора информации глава комиссии по возвращению Кульджи Шишмарев послал в Урумчи, Аксу, Шихо и другие места агентов. Кауфман предложил направить на переговоры к Цзо Цзунтану своего представителя. Шишмарев поддержал эту идею полагая, что она может принести положительный результат.
В конце марта Шишмарев проинформировал туркестанского г-г о настроениях мусульманского населения Кульджинского края. Он сообщал, что после получения известий об отказе Пекина ратифицировать договор оно успокоилось и в массе своей полагает, что разрыв между Россией и Китаем неизбежен,
более того население убеждено, что «Кульджа не будет возвращена китайцам", их убеждения подкрепляют военные приготовления местных властей Китая и России к войне между собой.39
Действительно, в городах Синьцзяна шла активная заготовка запасов провианта и фуража.40
28 апреля 1880 г. Шишмарев сообщил Кауфману о том, что Цзо Цзунтан официально уведомил власти Синьцзяна и Монголии об отказе цинского правительства утвердить Ливадийский договор и направляет на переговоры в Петербург другого посла Цзэн Цзицзе. Цзяньцзюню Синьцзяна Лю Цзиньтану было приказано «следить за положением дел в русских пределах:, чтобы китайские войска были всегда готовы к случайностям, заботиться об оружии и продовольствии, усилить охранение границы». По мнению российского комиссара, если китайцы решатся на войну с Россией, они могут приготовиться к ней не ранее осени, хотя и усиленно распускают слухи о своем наступлении на Кульджу в августе или сентябре 1880 г. «Возвращение Илийской долины, — подчеркивал Шишмарев, — для китайцев составляет громадную важность и потому, как не было бы дерзко и самонадеянно со стороны их попробовать занять таковую силою и как не сомнительно это, но нельзя поручиться, что они не попробуют приложить для этого систему постепенного выдвижения многими путями своих передовых постов. Например китайский пост на Такиянцзы усилен сразу на тысячу
человек».41
В Военном министерстве считали, что Китай начнет военные действия одновременно на двух театрах: Маньчжурии и Синьцзяне и произойдет это в ноябре или декабре 1880 г. Однако Кауфман полагал, что воевать в Синьцзяне зимой практически невозможно, так как все проходы в горах закрыты снегом и считал, что военные действия могут начаться не раньше весны 1881 г.42
«На борьбу с китайцами, — писал Кауфман Милютину 21 апреля 1880 г., — я не могу не смотреть весьма серьезно. Неистощимое терпение
китайцев, их огромные, сравнительно с нашими окраинами, средства, воинственность, возбужденная между ними недавними успехами в борьбе с дунганами и Якуб-беком, хорошее вооружение и организация их войск, наконец, многомиллионность и богатство народа, делают китайцев в настоящее время врагом весьма сильным и опасным. Война с Китаем может протянуться многие годы, если только успех наш будет колеблющийся и мы не будем в состоянии сразу нанести им такой удар, от которого рухнет власть их в Кашгарии и Джунгарии». Если уж война начнется, считал губернатор Туркестана, то лучше если бы она началась раньше, ибо в настоящее время «всякое промедление дает им возможность увеличивать свои средства и уменьшает наши шансы на успех при тех средствах, которыми мы обладаем теперь на нашем крайнем Востоке». Полагая, что основным театром боевых действий будет Синьцзян, Кауфман просил военного министра прислать к осени 1880 г. в Туркестан одну пехотную дивизию и два кавалерийских полка с артиллерией.43
В своих реляциях правительству Туркестанский генерал-губернатор одним из главных виновников надвигающейся войны между Цинской империей и Россией называл Цзо Цзунтана. В то же время он высоко оценивал этого без сомнения крупного государственного деятеля Китая, «как человека с многосторонней опытностью и знакомого с европейским военным искусством и техникой: осторожного в своих действиях и умеющим подготовлять большие средства для борьбы с противником. Таким образом, личность, вставшая во главе движения против нас, показывает мне, что предстоящая борьба с ним будет серьезная и что поэтому и меры противодействия ему должны быть также серьезными и неотлогательными».
Не дожидаясь переброски войск из России, Кауфман формирует на месте резервные подразделения. Срочно перебрасывает из Сырдарьинской области в Семи-речье шесть казачьих сотен, артиллерию, саперов, усиливает войска в Ферганской области. Просит г-г Западной Сибири Н.Г. Казнакова увеличить численность отряда в Бахтах, отстоящего всего в 40 верстах от Чугучака и выставить дополнительные пикеты на перевалах Сай-асу и Хабар-асу, чтобы не допустить прорыва китайскими войсками коммуникаций между Сибирью и Туркестаном, предложил также сформировать в Кокпекты или Зайсане летучий отряд для действий в тылу китайских войск, если они вторгнутся в Илийскую долину. Туркестанский губернатор обратился к военному министру с предложением усилить войска Семипалатинской области и подчинить их в случае начала военных действий туркестанской администрации. Просил также поставить перед командованием войсками Семипалатинской области задачу на случай войны с Китаем, заключающуюся в том, чтобы отразив наступление неприятеля, перейти в наступление, овладеть Чугучаком, затем двигаться в направлении Шихо для соединения с главными силами наступающими со стороны Кульджинского края. Основная цель русского наступления должна состоять, по его мнению, в очищение от китайских войск Джунгарии и Кашгарии и занятия конечного пункта наступления г. Хами, имеющего важное стратегическое значение на подступах со стороны Китая к Синьцзяну.44
|
Герасим Алексеевич Колпаковский, военный губернатор Семиречья |
Стремление определенных группировок в Китае довести дело до разрыва и войны с Россией побудило ряд высших чиновников, в том числе военного министра Милютина, обратиться к идее восстановления в Синьцзяне мусульманской государственности — дунганского государства с центрами в Урумчи и Манасе и уйгурско-узбекского — в Кашгарии. Своими соображениями Милютин поделился с туркестанским г-г Кауфманом. Идея создания буферных мусульманских государств между Россией и Китаем в Синьцзяне нашла полное понимание и поддержку последнего. В ответном письме Милютину
от 26 июля 1880 г. он сообщал, что наметил уже кандидатуры правителей предполагаемых государств. Для дунганского — вождя повстанцев Бай Яньху, который произвел на него «очень хорошее впечатление своей сдержанностью и разумным отношением к настоящему политическому положению своих одноплеменников». Во главе Кашгарии губернатор полагал поставить старшего сына Якуб-бека — Бек-Кули-бека, который «имеет за собой шансы как законный преемник Якуб-бека и человек преданный нашим интересам».45
В декабре 1880 г. военный министр России Милютин шифрованной телеграммой сообщил Кауфману возможные, по его мнению, варианты военных действий с Китаем и пришел к выводу, что оптимальной для России, в случае развязывания цинской империей войны, была бы следующая тактика:
«первое — со стороны Туркестанского и Западно-Сибирского военных округов держаться активно-оборонительной цели; защищать Кульджу, стараться нанести военное поражение китайцам где-либо поблизости границ, отнюдь не предпринимая дальнейших и продолжительных экспедиций и употреблять все усилия к созданию в Западном Китае Дунганского и Кашгарского мусульманских государств; второе — со стороны Восточной Сибири держаться активной обороны, стараясь нанести китайцам по возможности чувствительный удар занятием Гирина или другого какого-либо значительного города; третье — со стороны моря блокировать китайские берега, бомбардировать города, нанося возможно больший вред приморским городам».46
Между тем в Синьцзяне и в самом Китае не прекращалась подготовка к войне. В январе 1881 г. Цзо Цзунтана вызвали в Пекин. Перед отъездом он распорядился усилить фортификационные работы в Турфане, направив туда отряд численностью в четыре тысячи человек. Руководили всеми инженерно-строительными работами два англичанина. В Кашгар был отправлен караван с серебром и двумя орудиями английского производства с английской прислугой из 12 человек. Во всех городах Кашгарии продолжалась активная закупка хлеба у населения и создание новых продовольственных складов. Началось изгнание российских купцов из некоторых городов Восточного Туркестана, в частности из г. Аксу. В то же время цинские власти
предоставили льготы мусульманским торговцам Илийского края. Местные китайские чиновники, как стало известно русской администрации Семиречья, полагали, что правительство Китая намеренно
«чинит проволочки в переговорах с русскими по Кульджинскому вопросу, единственно с целью выиграть время для вооружения и мобилизации войск и что дело Илийское не кончится без войны».47
Однако в результате взаимных дипломатических усилий стороны решили возобновить переговоры и в Россию из Лондона был направлен опытный дипломат маркиз Цзэн Цзицзэ. В литературе существует мнение, что военные мероприятия Цинов имели своей целью оказать давление на Россию на переговорах и сделать ее более уступчивой.48
Нам представляется, что это мнение не соответствует историческим фактам. Определенные группировки политической элиты Цинской империи
настаивали на войне против России. По прибытии в Санкт-Петербург чрезвычайный и полномочный посланник маньчжурского императора Гуансюя Цзэн Цзицзэ, вел себя в российской столице, по отзывам современников, «крайне высокомерно». В самом начале переговоров цинский посланник заявил, что Китай
«Великая держава и, в качестве таковой, не согласен на урезку части территории, не потому, что жалко данного участка, а в виду многих зол, связанных с урезкой земли и водворением магометан, и вследствии сего не может на это согласиться».49
Посланник представил в МИД России памятную записку с изложением причин отклонения его правительством Ливадийского договора. Так, по поводу первой статьи договора, согласно которой к России для переселения жителей Илийского края должна была отойти примерно одна треть территории Илийского края, цинское правительство обратило внимание на большой урон, который понесет Китай при отчуждении территории и поставило резонный вопроc: что будет с теми жителями, которые останутся в подданстве Китая? «Будут ли их земли отчуждены и переданы новым поселенцам»? Цинское правительство настаивало на полном возвращении Илийского края, изъявляя готовность оказать всяческое содействие тем жителям, которые будут переселяться в пределы России. Китайское правительство предложило пересмотреть проведение линии границы в Тарбагатае и Кашгарии, избрав для этого специальных комиссаров. Если Кульджинский край будет возвращен Китаю полностью, Пекин обещал предоставить России право учредить консульство в Цзя Юйгуане и возможность русским купцам отправлять свои торговые караваны из Нерчинска и Кобдо в Тяньцзинь. Общее же количество российских консульств в Китае, указанное в Ливадийском договоре, по мнению китайского правительства, не соответствовало «объему внешней торговли» русских подданных в Западном Китае. В дальнейшем, если торговля будет успешно развиваться, китайская сторона согласна вернуться к обсуждению этого вопроса.
Маркиз Цзэн заявил, что его правительство может утвердить Ливадийский договор на следующих условиях: возвращение Китаю долины р. Текес и Музартского перевала и проведение линии русско-китайской границы в Илийском крае согласно условий Чугучакского трактата; цинское правительство не возражает против изменения линии границы в долине Черного Иртыша и между Ферганской областью и Кашгарией, но не на базе отклоненного Пекином договора. Правительство богдыхана не может предоставить России торговых льгот и преимуществ в Западном Китае, а также предоставить право плавания русским судам по р. Сунгари, поскольку европейские державы начнут домогаться распространения этих льгот на их торговые компании. Китайская сторона согласилась предоставить амнистию участникам восстания, возместить России расходы на военные издержки
и убытки российских купцов, однако долгое время не соглашалась на уступку западной части Илийского края для поселения эмигрантов. Для такой уступки, заявлял Цзэн Цзи-цзэ «не имеется прецедентов».
МИД России первоначально занял жесткую позицию. Министр иностранных дел Гирс 3 марта 1880 г. писал в Пекин Кояндеру, что российская сторона может согласиться на пересмотр Ливадийского договора только при условии, что китайское правительство «утвердит договор в том виде, в каком он был подписан. Ранеее этого мы ни к каким переговорам не приступим».50
Однако впоследствии от столь категоричной позиции пришлось отступить.
27 августа Кауфман получил от военного министра Милютина телеграмму с просьбой высказать свое мнение о компенсации уступки Россией Китаю Текеса и Музартского перевала. Туркестанский г-г предложил новый вариант граничной линии, однако при этом заметил, что никакая граница «не обеспечивает нас от вторжения китайской армии, ныне перевооружаемой и усиливаемой. Единственное, что могло бы еще восстановить равновесие — это немедленное сооружение Оренбургско-ташкентской железной дороги. Не лучше ли сохранить полную дружбу с Китаем, возвратив ему всю Илийскую
провинцию, за исключением незначительного участка земли, где уже устроились казачьи поселения — Чунжа, Подгорное и Охотничье или Нарынкол, а взамен нашей уступки получить с Китая вознаграждение за понесенные нами затраты на вооружение и такую сумму, которая дала бы возможность Министерству финансов гарантировать железную дорогу к Ташкенту».51
30 ноября 1880 г состоялось очередное «Особое совещание по китайским делам», посвященное главным образом вопросу о том, «в каком
направлении вести дальнейшие переговоры». Министр иностранных дел Гирс предложил вести переговоры не об изменении условий прежнего трактата, а о заключении нового договора. Министр финансов Грэйг заявил, что в конце концов можно отказаться от преимуществ торговых, лишь бы не доводить дело до разрыва и войны с Китаем. Война на Дальнем Востоке и в Центральной Азии может окончательно подорвать и без того расстроенную войной с Турцией финансовую систему России.
В итоге было решено объявить китайскому послу следующий проект: Россия возвращает Китаю долину р. Текес и Музартский перевал, с условием соответствующей территориальной компенсации в районе оз. Зайсан и Черного Иртыша, согласна вести переговоры о разграничении в Илийском крае на основе Чугучакского трактата. Не возражает, если граничная черта между Ферганской областью и Кашгарией останется без изменений и будет проходить по линии контролируемой на момент переговоров обеими сторонами, а определение и проведение новой граничной линии в бассейне Черного Иртыша предоставить специально назначенным комиссарам. Кроме того по-прежнему настаивает на оставлении за Россией небольшой западной части Кульджинского края для поселения на ней тех жителей края, которые пожелают принять российское подданство. В течение года после передачи края Китаю цинские власти не должны вводить туда свои войска. Кроме того, Китай должен возместить убытки русских купцов и расходы казны в сумме 9 млн. руб. Жители, которые изъявят желание переселиться в Россию, будут находиться исключительно в ведении российского комиссара, при котором в Кульдже в течение года должен находиться военный отряд.52 Россия должна иметь право на учреждение консульств помимо Кульджи, Чугучака, Урги и Кашгара в Турфане и Сучжеу (Цзяюйгуане),
«В городах: Кобдо, Улясутае, Хами, Урумчи и Гучене российское правительство будет учреждать консульства по мере развития торговли и по соглашению с китайским правительством».53
На русских купцов, торгующих в Джунгарии, распространялось право беспошлинной торговли. Долгие и трудные переговоры увенчались подписанием 12 февраля 1881 г. нового русско-китайского трактата — Петербургского, ратифицированного богдыханом 3 мая, а 7 августа утвержденного русским императором54.
Оценки договора были порой взаимоисключающими. Большинство военных, общественных деятелей и ученых России того времени — среди них военный министр Милютин, Куропаткин, Пржевальский, китаевед академик В.П. Васильев и многие другие оценивали Петербургский договор как неоправданную уступку Китаю. От Ливадийского договора, по мнению военного министра Милютина, не осталось «почти ни одного клочка». Российские дипломаты уступили китайским «по всем пунктам»55. Не случайно известный американский исследователь Э. Сю оценивал Петербургский договор как «первую победу китайской дипломатии в ХIХ веке».56
Таким образом российская дипломатия пошла на значительные уступки Китаю в том числе в финансовом и территориальном отношении*, чтобы мирным путем урегулировать напряженную ситуацию в Центральной Азии.
*
Согласно договору китайская сторона должна была уплатить России 9 млн. руб. По мнению же самих китайцев наименьшая сумма контрибуции должна была бы составить порядка 20 млн. золотых рублей. См.: Кадников В.С. «Из истории Кульджинского вопроса//Исторический
вестник». 1911. N CXXIV С 893-909.
Оценивая спустя 30 лет причины этой уступчивости русский исследователь Н. Коновалов отмечал, что Россия
«искренне желала избегнуть разрыва с Китаем, будучи заинтересована в более продолжительной передышке после недавней турецкой войны и в укреплении своего положения в Европе».
Тем более, указывал он, у правительства России не было достаточно полного представления о военной мощи Китая. Учитывался также фактор растущего национального самосознания китайцев, подъема духа после подавления восстаний неханьских народов.57
Как оценивали подписание этого договора в Китае, можно судить по приему оказанному цинским правительством в Пекине российскому посланнику Бюцову, одному из участников переговорного процесса. Возвратившись к месту службы в столицу Поднебесной, сообщал Бюцов в Петербург,
«я обменялся визитами с князем Гуном и китайскими министрами. Высказанное ими мне радушие и внимание поразили меня, до такой степени они составляли резкую противоположность с сухими приемами… в прежнее время. С жаром высказывали они свое удовольствие… в установлении состоявшегося в С.-Петербурге соглашения».58
Комиссаром по передаче Илийского края Китаю был назначен генерал-майор А.Я. Фриде, которому Колпаковский, исполнявший в связи с болезнью Кауфмана обязанности туркестанского г-г, вручил военную и гражданскую власть в Илийском крае, снабдив его обстоятельной инструкцией59.
Главная задача, которая стояла перед туркестанской администрацией заключалась в том, чтобы «сдать Кульджу китайцам без переворота и без пролития крови и остановить население от эмиграции в наши пределы».60
В середине июня 1881 г. Фриде объехал все поселения Илийского края, убеждая жителей не бояться прихода китайцев и оставаться на своих местах. Однако все его уговоры были напрасны. Везде он получил «самые твердые заявления о желании поголовно переселиться в русские пределы», «ни страх разорения и бедствий при переселении, ни любовь к родине и уважение к могилам предков, остававшихся на китайской территории, ни предупреждение их об отказе в какой-либо денежной помощи при переселении и о недостатках воды и земли в русских пределах, предположенные семиреченскою администрациею под переселенцев, ничего не останавливало таранчей и дунган в их стремлении перейти в русские пределы… Мужчины, женщины, выставляя своих детей, с воплями обнимая ноги комиссара, просили не оставлять их китайцам, обещая своими трудами, поведением, жизнию, если она понадобится, отблагодарить великого белого царя за милостивое разрешение переселиться к нам».61
11 ноября 1881 г. в Ташкент к генерал-губернатору Туркестанского края прибыл от губернатора Шаньси и Ганьсу цзяньцзюня Цзинь Шуня, ставка которого располагалась в Шихо, полковой командир Эркебун с официальным извещением «о ратификации договора Его Величеством Богдыханом». Вопрос о возвращении Кульджи, таким образом, перешел в практическое русло. По условиям договора край необходимо было вернуть в течение трех месяцев после официального извещения туркестанского губернатора о ратификации договора Китаем, т.е. не позднее 11 февраля 1882 г.
Для передачи Кульджинского края Китаю была создана комиссия, комиссарами которой назначены помощник командующего войсками Сырдарьинской области Генерального штаба генерал-майор А.Я. Фриде* и Я.П. Шишмарев, в помощниках у них были полковник Майлевский и чиновник по особым поручениям Кульджинской канцелярии Н.Н. Пантусов. Со стороны Китая обязанности по приему края были возложены Пекином на сановника Шентая.
*
Примечательный факт: уйгуры-переселенцы Карасуйской волости Верненского уезда в знак признательности первое свое поселение в Семиречье назвали в честь А.Я. Фриде «Алексеевским». См.: «Семиреченские областные ведомости». 14.01.1884. N 2. С. 5.
Между и.о. туркестанского г-г Колпаковским и цзяньцзюнем Цзинь Шунем началась переписка о конкретных сроках и порядке возвращения и приеме края Цинской империей, выводе войск и пр. В послании к цзяньцзюню от 26 ноября 1881 г. губернатор напомнил ему, что по условиям Петербургского договора численность китайских войск, вступающих в край вместе с китайским комиссаром, должна быть ограничена, их должно быть столько, сколько нужно «для поддержания порядка среди того населения, которое подчинится китайскому управлению». Жители края, выразившие желание переселиться в Россию, будут находиться исключительно в русском управлении. После передачи края русские войска должны оставаться на его территории еще один год, для обеспечения безопасности тех жителей края, которые не успеют вовремя переселиться в Россию62.
Колпаковский предложил ему следующий порядок передачи Илийского края, вытекающий из духа и буквы Петербургского договора… Китайские комиссары по приезде в Кульджу должны немедленно от имени богдыхана объявить местному населению «полное всепрощение» и гарантировать ему полную личную и имущественную безопасность. Это «вселит народу доверие к китайским властям, имеющим принять край, и удержит его от необдуманного поголовного переселения в пределы России…» Поскольку почти все мусульманское население края выразило желание переселиться в пределы России, остаются только китайцы, калмыки Аргуньсумунской волости и сибинцы, то китайские войска могут вступить и расположиться только в Кульдже и сумунах Южного участка. В свою очередь русские войска остаются в крае в течение года. Выступление русских войск из Кульджи
«должно сопровождаться особым парадом от китайских войск, обязанных при этом случае отдать подобающую воинскую почесть Русскому знамени и оружию».
Под русским управлением остаются все общества, пожелавшие переселиться в Россию, а также население проживающее к западу от Кульджи и в занятых русскими войсками кварталах города. Они считаются «русскими подданными, живущими временно на территории Китайского государства» и не подлежат обложению податями и налогами. Китайские комиссары не должны стеснять или препятствовать переселению жителей края в Россию.
«По подписании соглашения о главных основаниях порядка передачи и приема, русские комиссары, нисколько не медля, условятся в Кульдже с комиссарами Китайского государства о подробностях выполнения сего соглашения, подпишут общий протокол в окончательной форме и затем, тотчас же приступят к фактическому восстановлению власти китайского правительства в Илийском крае».63
Дом военного губернатора семиреченской области и пр. Колпаковского в г.Верном (конец XIX — начало XX вв.)
Послание это Колпаковский поручил доставить цзяньцзюню Цзинь Шуню Шишмареву. Китайский чиновник согласился вторично объявить амнистию жителям края, однако категорически отверг предложение ограничить размещение китайских войск в Кульдже и сибинских сумунах, заявив, что это дело — прерогатива цинских властей «и отнюдь не касается вашего государства». Кроме того, цзяньцзюнь Шунь полагал, что нет никакой необходимости оставлять русские войска в крае в течение года, это может привести «к усложнениям». Русским комиссарам необходимо переселить население ко дню сдачи Илийского края и тогда не будет необходимости оставлять в Кульдже войска и русскую администрацию.64
В конечном счете стороны нашли компромиссный вариант. Так, русские власти, настояв на требованиях о годичном пребывании войск в крае, нераспространении китайской власти на готовящихся к переселению в Россию жителей края и сборе с них каких-либо податей, отозвали свои требования о численности цинских войск и их размещении.65
Здание Офицерского собрания в г.Верном (конец XIX-начало XX вв.)
По распоряжению Колпаковского комиссар Фриде с членами русской переселенческой комиссии объехал все поселения в Илийском крае и ознакомил жителей с условиями передачи края Китаю, порядке переселения и местах расселения беженцев, предлагая всем хорошенько взвесить и обсудить «все шансы за и против подобного переселения». Просил жителей учесть, что свободной земли в Семиречье немного, материальная и финансовая помощь из русской казны будет незначительной. Произведя опрос Фриде составил списки желающих переселиться.66
10 марта 1882 г. в Кульдже между Фриде и амбанем Шентаем был подписан протокол о передаче края цинским властям. В тот же день об этом было объявлено населению края.* Всем, кто хотел принять российское подданство и переселиться в Россию, было предложено оставаться в своих жилищах до 10 марта 1883 г. «под управлением и покровительством русской власти».67
*
После подписания протокола о возвращении Илийского края Китаю цинские чиновники заявляли местному населению, что «русские так бедны и жадны на деньги, что продают обратно свои завоевания». См. Пржевальский Н.М. «Современное положение Центральной Азии». СПб.,
1886. С. 29.
Задолго до подписания вышеназванного протокола жители Кульджинского края начали в массовом порядке обращаться к русским властям с просьбами о предоставлении российского подданства и разрешения на переселение в пределы Российской империи. В пределы Семиречья переселилось большинство жителей края. Переселение это в конце концов превратилось в массовое бегство. Начальник отряда в Кульдже полковник Терейковский позже сообщал Г.А. Колпаковскому, что население
«обратилось в поголовное бегство, когда окончательно выяснился срок выхода войск из Кульджи. Тогда я буквально находился в осадном положении от просьб о покровительстве, защите и оказании помощи. Так как бедность не позволяла многим совершить переселение, было несколько случаев, что целые семьи пешком и босиком переходили по льду на левый берег Или, унося на плечах вместе с ничтожными пожитками и маленьких детей, тех и других приходилось удовлетворять безотлагательно».68
«Небывалый в истории человечества и, кажется, не вполне оцененный самими нами факт, — писал в связи с этим выдающийся русский китаевед академик В.П. Васильев, — представляет это современное движение дунган из пределов Кульджи, которую мы возвратили Китаю. Кульджинский край находился под нашим управлением с небольшим десять лет, и вот когда мы передаем его прежнему правительству, исконные его деятели, горожане и земледельцы, бегут вслед за нами, оставляя насиженный, обработанный их потом и кровью край, бегут от тех благодеяний, которыми будто бы богдыхан осыпает своих подданных. Пойдут ли индусы вслед за англичанами, если им придется когда-нибудь оставить страну, которую они облагодетельствуют не хуже богдыхана».69
В 1883 г. в крае осталось 1800 семей таранчей, управлять которыми Цины назначили Бабабека70.
Уступленной Китаем России территории Илийского края по Хоргосу и Борохудзиру оказалось совершенно недостачно для расселения беженцев, которых пришлось расселять в Семиречье. Численность переселенцев в исторической литературе оценивается по разному. Однако большинство исследователей склонны доверять цифре, приведенной Ю.Г. Барановой — 70 тыс.71 Думается, что эта цифра не точна. Ю.Г. Баранова, на наш взгляд, не учла тех переселенцев, которые ушли в Семиречье задолго до возвращения края Китаю, а также и после официально разрешенного срока переселения. В пределы России переселилось абсолютное большинство, а не «более половины» населения Илийского края. Об этом можно судить по донесению г-г Степного края Г.А. Колпаковского начальнику Главного штаба Н.Н. Обручеву от 19 марта 1883 г…
«До настоящего времени, — сообщал Г.А. Колпаковский, — в наши пределы переселилось из бывшего Кульджинского района приблизительно: таранчей — до 75 т. и дунган 5 т. душ. Из них первые осели на правой стороне р.Или — между Хоргосом и Борохоцзиром, в Джаркенте, Аккенте и на левой стороне той же реки в разных пунктах, начиная от селения Дубуна до р. Талгара включительно, именно — по берегам рек: Аксу, Баян-Казак, Сарыфбулак, Чилик, Корам, Дабан, Каратурук, Леп и Талгар; дунгане же поселились в г.г.Верном, Пишпеке и на Сукуле. Киргизов (казахов — В.М.) переселилось в пределы Верненского и Капальского уездов всего 5440 кибиток, из коих киргизов Сувановской волости — 2160 кибиток, Атбановских волостей — 3165 кибиток и Кызаев ведения Байбулата — 115 кибиток».72
Среднестатистическая семья кочевников состояла из 5 человек. Следовательно даже по неполным данным Г.А. Колпаковского из
Илийского края в пределы России переселилось свыше 107 тыс. человек.
Примечания:
1 РГВИА. Ф. 447. Д. 9. Л. 8-8 об.
2 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 9. Л. 19-24.
3 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6913. Л. 91-95.
4 Там же. Л. 152.
5 Там же. Л. 91.
6 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 1351. Л. 46-51.
7 Подробно об этом совещании и его решениях см.: Воскресенский А.Д. «Илийский кризис «в русско-китайских отношениях: особое совещание 4 марта 1879 г.//ХХII научная конференция «Общество и государство в Китае". Тезисы и доклады. Ч. 2. М., 1991.
8 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 1351.Т. 1. Л. 1-1 об.
9 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 1351. Т. 1. Л. 1 об-2.
10 Дневник Д.А. Милютина. 1878-1880. Т. 3. М., 1950. С. 149-150.
11 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 1351. Т. 1. Л. 4 об.
12 Костенко Л.Ф. «Чжунгария». СПб., 1887. С. 95-96.
13 Текст Ливадийского договора см.: Воскресенский А.Д. «Дипломатическая история русско-китайского Санкт-Петербургского договора 1881 года». М., 1995. С. 280-291.
14 О жизни и деятельности Я.П. Шишмарева см.: «Русский консул в Монголии». Иркутск, 2001
15 ЦГА РК. Ф. 64. Оп. 1. Д. 4854. Л. 4-9 об.
16 ЦГА РК. Ф. 64. Оп. 1. Д. 4854. Л. 46-49. Письмо Я.П. Шишмарева К.П. Кауфману от 4 февраля 1880 из Кульджи
17 ЦГА РК. Ф. 64. Оп. 1. Д. 4854. Л. 18-19
18 Там же. Л. 37-38 об.
19 ЦГА РК. Ф. 64. Оп. 1. Д. 4854. Л. 39-40
20 Там же. Л. 77 об.
21 Там же. Л. 78
22 ЦГА РК. Ф. 64. Оп. 1. Д. 4854. Л. 78-78 об.
23 Там же. Л. 78 об.
24 ЦГА РК. Ф. 64. Оп. 1. Д. 4854. Л. 80-80 об. В феврале 1880 г. китайские интенданты скупили у населения Кульджи более 400 тыс. пудов хлеба. Там же. Л. 65-69
25 ЦГА РК. Ф. 64. Оп. 1. Д. 4854. Л. 82-82 об.
26 Воскресенский А.Д. «Дипломатическая история русско-китайского Санкт-Петербургского договора 1881 года». М., 1995. С. 111-112
27 АВПРИ. Ф. Машинописных копий. Оп. 742/2. 1916 г. Д. 28. Л. 7
28 РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 117. Л. 45-46
29 АВПРИ. Ф. СПб., Главный архив. 1-9. Оп. 8. Д. 21. Л. 387 об.-388
30 ЦГА РК. Ф. 64. Оп. 1. Д. 4854. Л. 59
31 ЦГА РК. Ф. 64. Оп. 1. Д. 4854. Л. 62
32 Там же. Л. 61
33 АВПРИ. Ф. СПб., Главный архив. 1-9. 1880-1881 гг. Д. 6. Л. 172-175 об.
34
Сосновский Ю.А. Экспедиция в Китай 1874-75 гг. Т. 1. М., 1883. С. 703
35 См. сообщение А. Кояндера в МИД России в январе 1880 г. РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6913. Л. 258-260
36 ЦГА РК. Ф. 64. Оп. 1. Д. 4854. Л. 25. Телеграмма от 27 января 1880 г.
37 РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 117. Л. 154-155
38 Там же. Л. 45
39 ЦГА РК. Ф. 64. Оп. 1. Д. 4854. Л. 113-115
40 Там же. Л. 124-126
41 ЦГА РК. Ф. 64. Оп. 1. Д. 4854. Л. 147-149 об.
42 РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 117. Л. 132-132 об.
43 Там же. Л. 102-103
44 РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 117. Л. 89-104. Письмо отправлено из Ташкента 21 апреля 1880 г.
45 РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 117. Л. 134-135
46 РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 117. Л. 174-181
47 ЦГА РК. Ф. 21. Оп. 1. Д. 681. Л. 74-74 об. Из донесения и.о. военного губернатора Семиреченской области Эйлера туркестанскому г-г К.П. Кауфману в январе 1881 г.
48 Воскресенский А.Д. «Дипломатическая история» : С. 114-115
49 АВПРИ. Ф. Машинописные копии. Оп. 742/2. 1916 г. Д. 28. Л. 12
50 АВПРИ. Ф. Главный архив. 1-9. 1880-1881 гг. Д. 6. Л. 157-158 об.
51 РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 117. Л. 165-166
52 Подробно о ходе переговоров см.: А.Д. Воскресенский. «Дипломатическая история»
53 «Русско-китайские отношения. 1689-1916. Официальные документы». М., 1958. С. 57
54 Текст Санкт-Петербургского договора см.: «Русско-китайские отношения. 1689-1916. Официальные документы». М., 1958. С. 54-60. Петербургский договор был заключен сроком на 10 лет
55 Дневник Д.А. Милютина. 1878-1880. Т. 3. М., 1950. С. 283-285
56 Hsu I. C.Y. The Ili Crisic. A study of Sino-Russian Diplomacy 1871-1881. New-York, 1970. P. VII
57 АВПРИ. Ф. Машинописные копии. Оп. 742/2. 1916 г. Д. 28. Л. 8-9
58 Цит. по: Гуревич Б.П. «История «Илийского вопроса» и ее китайские фальсификаторы//Документы опровергают. Против фальсификации истории русско-китайских отношений». М., 1982. С. 457
59 Инструкцию см.: РГВИА. Ф. ВУА. Д. 14. Л. 202-212
60 ЦГА РК. Ф. 64. Оп. 1. Д. 4854. Л. 2
61 Пантусов Н.Н. Записка о переселении кульджинских оседлых мусульман в Семиреченскую область//Отдел редких книг и рукописей Национальной библиотеки РК им. Аль Фараби. Д. 63. Л. 14
62 РГВИА. Ф. 447. Д. 14. Л. 148-149
63 РГВИА. ВУА. Ф. 447. Д. 14. Л. 149 об.-155
64 РГВИА. Ф. 447. Д. 14. Л. 200-201. Письмо датировано 31 декабря 1881 г.
65 О переговорах Я.П. Шишмарева и цзяньцзюня Цзинь Шуня в Шихо см.:
АВПРИ.Ф. Главный архив 1-9. 1881-1882 гг. Д. 4. Л. 222-226 об.
66 РГВИА. Ф. 447. Д. 14. Л. 92-96 об.
67 ЦГА РК. Ф. 21. Оп. 1. Д. 691. Л. 193-193 об. Текст протокола на русском языке см.: ЦГА РК. Ф. 21. Оп. 1. Д. 691. Л. 201-201 об.
68 ЦГА РК. Ф. 44. Оп. 1. Д. 37311. Л. 64 об.
69 Васильев В.П. «Открытие Китая». СПб., 1900. С. 140-141
70 ЦГА РК. Ф. 64. Оп. 1. Д. 4953. Л. 3 об. Подробно об организации и ходе переселения см.: Записка о переселении кульджинских оседлых мусульман в Семиреченскую область военного губернатора Семиреченской области генерал-майора Фриде.10 июня 1884 г. ЦГА РК. Ф. 44. Оп. 7. Д. 67
71 Баранова Ю.Г. «К вопросу о переселении мусульманского населения из Илийского края в Семиречье в 1881-1883 гг.»//Труды сектора восто-коведения. Т.1. Алма-Ата, изд.-во АН КАЗССР, 1959. С. 51
72 РГВИА. Ф. ВУА. Оп. 1. Д. 76. Л. 63-64 об.
Об авторе
Владимир Анисимович МОИСЕЕВ родился в 1948 г. в городе Змеиногорске Алтайского края. В 1973 г. окончил исторический факультет Казахского государственного педагогического института им. Абая (ныне — КазНПУ имени Абая). В 1975 г. поступил в аспирантуру Института востоковедения АН СССР. В 1978 г. успешно защитил кандидатскую диссертацию по вопросам внешней политики цинского Китая в Туве и Горном Алтае, в 1991 г. защитил докторскую диссертацию по истории взаимоотношений Джунгарского ханства с государствами и народами Центральной Азии и Сибири. С 1978 по 1993 гг. работал в системе высшего образования и Академии наук Казахстана.
В 1993 г. В.А. Моисеев переехал в Российскую Федерацию и связал свою жизнь и деятельность с Алтайским государственным университетом. В 1993 г. он стал профессором кафедры всеобщей истории и международных отношений. В 1999 г. по инициативе Владимира Анисимовича на историческом факультете была открыта кафедра востоковедения, которая с 2004 г. стала готовить специалистов по направлению «Регионоведение (Китай)». Моисеев основал свою научную школу, открыл Алтайский центр востоковедных исследований, являлся руководителем различных общероссийских и международных научных мероприятий. Его научная деятельность получила общероссийское признание. За время работы в АлтГУ под его руководством были защищены более 10 кандидатских и докторских диссертаций по проблемам Центральной Азии и сопредельных территорий.
Владимир Анисимович был одним из ведущих в России специалистов по истории международных отношений в Центральной Азии XVII — начала XX вв. Он являлся составителем четырех сборников документов по проблемам российско-китайских, российско-казахских и российско-джунгарских отношений, автором более 200 научных публикаций, 10 монографий, среди которых наиболее известные: «Цинская империя и народы Саяно-Алтая в XVIII в.», «Джунгарское ханство и казахи. XVII-XVIII вв.», «Россия и Джунгарское ханство в XVIII веке (очерк внешнеполитических отношений)», «Россия и Китай в Центральной Азии (вторая половина XIX-1917 гг.)», «История Змеиногорска. XX век».
17 июня 2007 года после тяжелой и продолжительной болезни доктор исторических наук, член-корреспондент Российской Академии естествознания, профессор, заведующий кафедрой востоковедения АлтГУ Владимир Анисимович Моисеев скончался…
© Владимир МОИСЕЕВ
Опубликовано на Алтайском региональном историческом портале, 28 апреля 2005 г.
|
|