 |
 
|
|
 Город Верный
ИСХОДНЫЙ ПУНКТ ВСЕХ ДОРОГ…
Что до моего личного отношения, то Алма-Ата для меня не только место рождения, название которого растиражировано в великом множестве справок, анкет и деклараций, но и гавань, куда каждый раз так приятно и сладко возвращаться из любой другой точки Земли. Здесь я родился и здесь, надеюсь, прахом соединюсь с упокоенными поколениями своих предков. Но это — в свое время, это подождет. А пока — близится юбилей моей гавани, история которой где-то ведь и моя личная история. И в этой городской истории зеленые и прямые улицы любимого города напрямую связывают скромного странника с великими предшественниками, которые тоже бродили по этим улицам, отдыхая на них душой перед дальними дорогами и после многотрудных путешествий. С ними, предшественниками, причастными к этой истории, мне и хочется отметить приближающийся юбилей. ВЫЕЗДНОЕ ЗАСЕДАНИЕ ИРГО «Исходный пункт всех дорог есть укрепление Верное…» Это фраза Чокана Валиханова. Из незаконченной работы «Записка о киргизах», которую он начал писать летом 1856 года. Именно тем летом, когда молодой и жизнелюбивый поручик упоенно предавался своим первым географическим исследованиям в Семиречье и некоторое время провел в Верном — укреплении, которому от роду было всего два года. Но Валиханов был не первым из великих путешественников, посетивших наш город (хотя «великими» все они стали позже). К тому времени тут уже умудрился побывать его однокашник по Сибирскому кадетскому корпусу — Потанин. А практически вместе с Валихановым в Верный прибыл из Санкт-Петербурга чуть более солидный по возрасту и уже весьма авторитетный Семенов (будущий Тян-Шанский). Поток великих путешественников в Верный не иссякал и в последующие годы. Северцов, Мушкетов, Пржевальский, Грум-Гржимайло, Обручев, Бартольд, Вавилов. Это — навскидку. Если вам эти фамилии ничего не говорят, то сочувствую, скорее всего, вы — жертва реформы просвещения. Но не беда. Оставайтесь с нами, ибо именно вышеназванные исследователи Центральной Азии будут нашими основными спутниками по путешествию в историю нашего города. И еще пара слов перед началом. К сожалению, к своему юбилею город подошел без достойных летописцев. Наиболее яркие краеведы, такие, как Николай Петрович Ивлев, ушли безвременно и безвозвратно, а такие, как Владимир Николаевич Проскурин, уехали нелепо и сгоряча. Их отсутствие ныне чувствуется особенно остро. Хотя бы по обилию случайных материалов и глуповатых псевдоисследований, имеющих мало общего с реальной биографией нашего юбиляра. Увы, насыщенная событиями и судьбами история города, основанного 150 лет назад под тенью Тянь-Шаньских гор, в урочище Алматы, до сих пор таки и не обрела своего Геродота. ЧАСТЬ 1. ГОДЫ 1853-1854. ГРИГОРИЙ ПОТАНИН Биографическая справка
Личность Потанина до сих пор мало исследована и осознана. Между тем личность эта — наиколоритнейшая. Достаточно сказать, что знаменитый исследователь, прежде чем стать таковым, отмотал срок за… сепаратизм. Конкретнее — за призыв к отделению Сибири от России. А до этого был за бузотерство исключен из Петербургского университета. А все потому, что в юности начитался «Современника» и проникся «передовыми идеями» демократов. В 70-90-х годах ХIХ века Потанин совершил несколько великолепных экспедиций по Монголии, Западному Китаю и окраинам Тибета. Неизменной спутницей Потанина в его экспедициях была супруга Александра, которая скончалась во время 4-го путешествия и была похоронена в Кяхте. Именем Потанина названа улица в южной столице. История в прямой речи «В 1852 г. я вышел в офицеры и пожелал записаться в тот казачий полк, управление которого находилось в Семипалатинске. В тот же год меня назначили в отряд, который под начальством полковника Перемышльского должен был идти в Заилийский край. Перемышльскому было поручено положить начало русской власти в Заилийском крае. Наш отряд занял долину р. Алматы; таким образом было положено начало городу Верному». Из воспоминаний Григория Потанина
«Отряд остановился у выхода реки Алма-Ата из гор, а немного западнее собрались заилийские казахи на народное вече, которое должно было решить вопрос о мире или войне с русскими. Сторонники мира взяли верх. В лагерь отряда стали приходить казахи с верблюдами, навьюченными бурдюками — кожаными мешками — с кумысом для угощения казаков». Академик Обручев. «Путешествия Потанина»
«Этот лучший по климату и плодородию почвы… уголок Западно-Сибирского генерал-губернаторства, представляющий северный склон исполинского горного хребта (Заилийский Алатау) к приилийской равнине, был издавна спорной территорией между нашими подданными — киргизами Большой орды и каракиргизскими племенами: китайскими подданными богинцами и кокандскими — сарыбагишами. Отважные и предприимчивые султаны Большой орды охотно вызывались быть нашими пионерами в занятии оспариваемого у них каракиргизами подгорья, альпийские луга которого охотно посещались ими с тех пор, как они почувствовали за собой твердый оплот в русской колонизации Семиреченского края». Из мемуаров Семенова-Тян-Шанского
«Первый раз, когда пришли русские, они зазимовали на Иссыке в землянках… Помню, полковник Перемышльский приехал с казаками в наш аул возле Курту и начал требовать, чтобы киргизы доставили верблюдов. Наши испугались и думали, что верблюды пропадут. Оказалось, что верблюды понадобились для перевозки муки и овса из Капала, и нам не только вернули всех верблюдов, но заплатили за перевоз и утонувших в Или. Тогда мы поверили русским и начали помогать. Мы, молодые, часто ходили в лагерь на Иссык и познакомились с казаками». Из воспоминаний Адбана Саркутеева, местного жителя
«Осмотрев с инженер-поручиком Александровским первые и вторые Алматы и долины между ними, мы нашли их по удобству добывания леса, большому количеству прекрасной, перерезанной арыками хлебопахотной земли, пажитей и сенокосных мест, далеко превосходящими урочища на Иссыке и Талгаре, почему и предложили Алматы местом будущего поселения». Из письма Перемышльского генерал-губернатору Гасфорту
«В землянках мы перезимовали отлично и спокойно. Одна беда — это лошадей много пропало от изнурения. На следующую весну 1854 года… нас двинули вперед — по Каскелену и Алматинке, где ныне крепость. Главные работы по постройке лежали на пехоте. Мы рубили лес, делали рогатки, копали ров. Первое укрепление состояло преимущественно из рогаток. Большие валы и рвы, остатки которых видны еще и ныне, возведены были после». Из воспоминаний солдата Михаила Аникина
Ну а что Потанин? Увы, если бы молодой хорунжий меньше читал «Современник» и больше записывал впечатления, быть может, мы имели бы более пространную и цельную картинку самого начала нашего города. Впрочем, судя по всему, сам Потанин к началу строительства отношения уже не имел: летом он был уже в Капале, осенью — в Кульдже, а потом отправился в Семипалатинск. И, честно говоря, я не знаю, бывал ли Потанин здесь еще хоть раз. О фото. Не говоря о только что изобретенной фотографии, даже элементарные карандашные наброски не оставили нам вида той местности ста пятидесятилетней давности, которая ныне скрыта (будем уповать, что навеки!) под улицами, площадями и зданиями города. Таков наш город сегодня. Предлагаю читателю включить свое воображение и представить, как это все выглядело тогда, когда строительство еще не началось. Опубликовано в газете «Экспресс К», 2 апреля 2004 г. ЧАСТЬ 3. ДАЛЬНЕЙШЕЕ ПРЕБЫВАНИЕ БЕСПОЛЕЗНО
А пока, в 1857 году, знакомые Семенова просили совета, как избежать растрескивания еловых бревен, а заодно озадачили ученого поиском подходящих строительных материалов в окрестностях укрепления. Семенов был человеком отзывчивым — и совет мудрый дал, и стройматериал нашел. 29 июля 1857 года, после ночлега на реке Талгар, Семенов в последний раз заехал в Верный. Как полновластный триумфатор — весть о его проникновении в центр Тянь-Шаня намного опередила самого героя. «Все почти население города со всем начальством во главе, предупрежденное накануне о возвращении экспедиции Русского географического общества, ожидало нас на главной площади города, где против быстро подвигавшейся вперед церковной постройки мы сошли с лошадей». Каноническая картинка! Но каково далее… «В Верном я пробыл всего только три дня. С одной стороны, я торопился воспользоваться остатками осени, для того чтобы закончить свои исследования в Семиреченском крае… С другой стороны, дальнейшее мое пребывание в Верном было бесполезным, так как город в третий день по моем возвращении был уже погружен в свой обычный алкоголизм, и мне оставалось только наблюдать причины и последствия этого печального явления…». Очевидно, будет неправильно, если, акцентировав внимание на местном пороке, мы ничего не скажем о несомненных достоинствах верненских пионеров. Перемышльский, Хоментовский, Абакумов, Обух — все эти офицеры получили, прежде чем попасть в Семиречье, блестящее военное образование, которое, если отбросить рассказы самых демократичных демократов мира (русских интеллигентов), позволяло им быть не только хорошими военными, но также и всесторонне развитыми личностями, много сделавшими для исследования нашего края. Взять тех же Василия Обуха, верненского приятеля Семенова, Валиханова и Северцова. Прекрасный артиллерист, во многом благодаря его умелому руководству была одержана стратегически важная победа в сражении при Узунагаче, он же стал инициатором широкого использования в горных баталиях минометов (тогда их называли ракетным оружием). Но тот же Обух был известен своими географическими исследованиями края, благодаря которым был избран членом-сотрудником Русского Императорского географического общества. В этом отношении и Обух, и многие другие, чьи имена связаны с основанием Верного, были классическими типами участников большой игры, которую вели в Азии Россия и Британия. А насчет пьянства… А где не пили? Керосинили и англичане в Индии, и американцы на своем Диком Западе, и французы в Африке. Время было такое. В отрыве от дома и близких нужно было чем-то заполнять вакуум. Кино еще не изобрели… Интересно, что в те годы ввоз водки в Семиреченский край был под официальным запретом. Поэтому в Верный из Ташкента шли караваны с изюмом, из которого местные казаки уже на месте «курили вино». Что, впрочем, тоже считалось противозаконным. А одним из первых крупных промышленников стал тут купец Кузнецов, спиртовой король края, детище которого, Талгарский спиртзавод, пережило все потрясения ХХ века и благополучно поит жаждущих до сих пор. Кстати, именно на деньги Кузнецова был установлен первый памятник на могиле Валиханова. Жаль, что спутник по тянь-шаньскому путешествию, художник Кошаров, не оставил нам реалистического полотна «Первооткрыватель Семенов наблюдает за последствиями алкоголизма в Верном». ЖИВОПИСНАЯ ПУТАНИЦА Зато, как считается, благодаря Кошарову, томскому гимназическому преподавателю, у нас есть две картинки, на которых изображен Верный таким, каким он был в 1857 году. Рисунки эти уже не одно десятилетие кочуют из издания в издание. И на них хотелось бы остановиться особо. Потому что лично у меня они вызывают большие сомнения. Вглядимся внимательнее. В первую очередь бросается в глаза непривычное очертание гор. Там, где над нашим городом возвышается его главное украшение — белоснежные острые вершины Заилийского Алатау, на рисунке Кошарова — всего лишь невзрачные сопки. Пусть даже в те годы еще не поняли, что снег на вершинах прикрывает ледники, пусть само название хребта появилось позже, но… Но я никогда не поверю, чтобы художник XIX века «не заметил» классического альпийского облика наших гор и не отобразил этот символ экзотики и романтики на своих рисунках. В те годы, напротив, было принято приукрашивать реальность, а не прибеднять ее! Тем более что сам Семенов не экономил на вдохновенных эпитетах по поводу своего восторга белоснежными пиками над Верным. Да и очертание самих пригорков (вообразим невероятное — художник набросал лишь «прилавки» и решил не изображать заоблачных пиков) — вглядитесь еще внимательнее. Это не наши горы! Более того, один из ближайших гребней изображен поросшим еловым лесом. Краевед Ивлев почему-то решил, что этот лес действительно рос на вершине Веригиной горы. Но и это нонсенс! Потому что нигде в наших горах еловый лес не растет так низко, а жестко подчиняется законам «высотной поясности», которые установил и разработал в те годы сам Семенов. Абсолютная высота Кок-Тюбе — 1070 метров, в то время как самые низкие точки произрастания тянь-шаньских елей отмечены на высоте не менее, чем в 1200 метров. К тому же все авторы и источники говорят, что в первые годы строевой лес вывозили «из ущелий», и никто не упоминает более близких вершин ближайших гор. Теперь далее — еще раз перечитайте вышеприведенный отрывок из описания Семенова, написанного хотя и позже, но на основании дневников. О церкви, которая еще представляла собой лишь «церковную постройку». На рисунках Кошарова нет никакого намека на незавершенность строительства! И таких ляпов можно отыскать еще много. Все это позволяет уверенно предположить, что на канонических рисунках Кошарова изображен вовсе не Верный! А что в таком случае? Точно сказать не могу, но мне упорно кажется, что на рисунках — Капал, тогдашняя столица края. Если отбросить полубредовое предположение о том, что Кошаров, имея в виду предписание властей о некой секретности военного поселения, сознательно исказил его облик, то остается уверовать, что произошла банальная путаница. К сожалению, я не располагаю сведениями о судьбе кошаровских набросков, но, зная о том хаосе, который царил в фондах музеев и архивов после революции, могу предположить, что подмена случилась именно в 20-30-х годах прошлого века. Чтобы подкрепить эту мысль, приведу еще один рисунок из советской книги 1964 года об истории Алма-Аты. Изображенная тут неприступная громада на высоком яру была подана как «Верненская крепость». То, что в Верном никогда не было таких возвышений, вскоре сообразили. И рисунок перестал появляться в анналах местной истории. Чего не скажешь о набросках Кошарова, без которых до сих пор обходится редкое издание. Конечно, это развенчание обидно, и в первую очередь мне самому. Но в истории города есть пробелы и повесомее. Например, какое-то непонятное небрежение к юному поселению со стороны наблюдательного и ироничного Валиханова, который прожил тут несравненно больше, чем Семенов. Но о Валиханове в нашем городе — в следующий раз. Опубликовано в газете «Экспресс К», 23 апреля 2004 г. ЧАСТЬ 9. ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ. ТАКИМ ТЫ БЫЛ…
И в завершение хочу подарить всем землякам и согражданам результаты одного попутного исследования, напрямую связанного и с днем рождения города, и с темой моих околопраздничных эссе. Думаю, что оно будет любопытным для всех, кто любит нашу Алма-Ату и ценит все моменты ее недолгой истории. ЧТО ИСТИННО? Помнится, в одном из очерков я высказывал сомнения в том, что рисунки, которыми обычно иллюстрируют самые ранние годы существования Верного, к Верному отношения не имеют. Особенные подозрения вызвали две работы томского учителя рисования Кошарова — спутника Семенова-Тян-Шанского по путешествию 1857 года. Считается, что именно они — наиболее ранние изображения города. Когда художник посетил Верное, укрепление отпраздновало трехлетний юбилей. И во всех книгах и альбомах последнего времени оба рисунка воспроизводятся именно как первые портреты нашего юбиляра. Но у меня вызвало недоумение отсутствие снежных гор — чтобы художник-романтик не изобразил самой романтической детали пейзажа, украшавшей город во все времена — в этом просматривалось что-то ненормальное. Сопоставив очертания рельефа с фотографиями из моей фототеки, я предположил, что, увы, но кошаровские рисунки изображают вовсе не Верный, а Капал, бывший в те годы центром Семиречья. А если так, то у нас нет никаких достоверных иллюстраций из первого десятилетия жизни Верного. ПОИСКИ Но предположение — в голове, а истина — в архивах. Первым делом я отправился за разъяснениями в Республиканский архив кино-, фотодокументов. Отыскать оба рисунка не составило труда — раздел истории города XIX века невелик, и в эти предъюбилейные дни он был на виду. Не пылился без дела. К сожалению, здесь хранились лишь плохонькие фотокопии кошаровских рисунков с аннотациями, написанными неуверенным карандашом. И это только укрепляло мои сомнения. Но где оригиналы? Мне почему-то казалось, что они, если и сохранились, то должны быть где-то в архивах Томска. Или Омска. Все-таки Кошаров — сибиряк. Почему-то и в голову не приходило, что рисунки — собственность не его, а экспедиции Семенова, в состав которой он входил. Потому я очень удивился, когда увидел всю папку Кошарова там, где она должна была храниться: в Питере, в Русском географическом обществе, которое, как и 100 лет назад, находится в переулке Гривцова. Знаменитый архив РГО состоит сплошь из географических раритетов, говорят, что второго такого в мире нет. Здесь-то совершенно случайно я и наткнулся на папку, содержащую пару сотен бесценных рисунков Кошарова, сделанных во время экспедиции Семенова. Рисунков-подлинников, подавляющее число которых неизвестно широкой публике. ПРАВО НА УТВЕРЖДЕНИЕ. И СОМНЕНИЕ… Итак, я в своем предположении оказался прав ровно наполовину. То есть один из рисунков, подаваемых за «вид Верного», на самом деле — «вид Капала», как явствует из собственноручной подписи автора (рис. 1). А второй — это на самом деле Верный. О чем также гласит автограф художника — «Площадь в укреплении Верном» (рис. 2). Мне позволили сделать копию с хорошим разрешением, и сегодня мы воспроизводим вид юного города во всей его красе как дар нашим читателям к прошедшему юбилею. Смотрите — таким он был в 1857 году (рис. 3). Но… Но сомнения все равно остались. И главным камнем преткновения являются ели, спускающиеся по ущельям к самому городу (рис. 4). Тянь-шаньская ель так низко не растет. И не росла в те времена — наоборот, все воспоминания говорят о том, что еловый лес приходилось возить издалека, а близ укрепления произрастали лишь рощи диких яблонь. Так что напрашиваются два вывода — либо Кошаров доводил свои наброски по памяти, будучи уже далеко, и позволял себе при этом художественные вольности. Либо на рисунке… Однако не будем начинать сначала. Поверим написанному. И отнесемся к очевидному, как к неразрешенной загадке.
© Андрей МИХАЙЛОВ
|
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
