 |
 
|
|
 Город Верный
ЧТО ДЕЛАЛ ДЕМОН РЕВОЛЮЦИИ (ЛЕВ ТРОЦКИЙ) В АЛМА-АТЕ?
Вспоминают краткий прощальный телефонный разговор Троцкого со Сталиным: «Коба! Отправляете меня, полагая – тише едешь, дальше будешь?» – «Нет, – ответил вождь. – Дальше едешь, тише будешь». Ошибся Сталин: ничуть не стал в далёкой ссылке Троцкий тише. МАЛЯРИЯ И РЫБАЛКА
В Семиречье Л.Д. донимали окаянные приступы малярии, но он справлялся с ними и отправлялся в паре с чекистом Никитиным то на охоту, то на рыбалку. И то и другое, как правило, было удачливым. Охотился даже на верблюдах. До 20 крупных рыбин вылавливал на реке Или. Иной раз компанию Троцкому составлял главный начальник строительства Турксиба Владимир Сергеевич Шатов. Виделись Троцкий и Шатов друг с другом, знакомые ещё с первой русской революции, беспрепятственно. Им было что вспомнить. Шатов в Октябре 1917-го входил в состав Петроградского ВРК – Военно-революционного комитета. Тогда в Северной Пальмире свержением Временного правительства заправляли Ленин с Троцким, Подвойским и Шатовым.
Впоследствии эти рандеву зачлись многим его визитёрам. Верно, в разной степени и мере. Так, военных как следует продрали на собраниях, занесли их спешные покаяния в протокол и на том закончили. А вот Шатов с Тынышпаевым угодили в первую категорию врагов народа. Этой категории после приговора пощады не было. АЛМА-АТА – ТАЛГАР – УЗУН-АГАЧ
Кроме активных игр с фауной на вычитание, душу Троцкого согревали письма и телеграммы, обильно поступавшие к нему отовсюду, в его защиту и в его хвалу. Никто не пытался отсечь или отфильтровать этот безудержный поток. Особенно горячи были поздравления с 11-й годовщиной Октября. Вспоминали слова Ленина: «Нет лучшего большевика, чем Троцкий». Насылали новые акафисты: «Таких, как Троцкий, нет людей в России!» Из Астрахани доставили страстную депешу: «Мировой Вождь! Прими Октябрьский привет исключённой комсомолки. Софья». И т. д. и т. п. Хула тоже звучала. Но исключительно по линии официозной. В ответ на его проницательный труд «Куда идёт Англия» верные сталинцы изладили бездарно постную книгу «Куда идёт Троцкий». Есть сведения, что Демон Революции виделся с уже тогда широко известными акынами-импровизаторами Джамбулом Джабаевым и Кененом Азербаевым. И это неудивительно. Толк в устном народном и письменно-печатном творчестве всех времён и народов Троцкий тоже знал. Троцкий истязал себя напряжёнными трудами. Занимался ими до 10, до 12, а то и 14 часов в сутки, заодно предельно выматывая ими же личных стенографов и стенографисток. Своего идейно-тематического направления не менял. Феноменально работоспособный Троцкий тоже мог с полной отдачей работать (и работал!) в любой обстановке. В Алма-Ате он начал большие и по-своему доказательные труды, которые завершил в 1930–1938 годах под названиями «Перманентная революция», «Сталинская школа фальсификаций», «История русской революции», «Преданная революция», «Их мораль и наша». Все они вкупе составили его (в противовес чугунным догмам дежурного сталинизма) идейно-политический базис, названный крупными исследователями деятельности Троцкого новым троцкизмом. Вот семиреченские строки Л.Д. о его заклятом недруге, зафиксированные стенографистом по фамилии Кошель: «Сталин совершенно безграмотный человек, у него никакого знания международной обстановки, но у него крепкий деляческий ум». РЕСТОРАНЫ И КАЛОШИ
Как ссыльный, Троцкий получал госпособие – 50 рублей ежемесячно. Поступали также переводы за публикации. Какие-то средства шли от Большой советской энциклопедии. Там Л.Д. вместе с Бухариным, Тухачевским, Ворошиловым, Радеком, Луначарским, Кржижановским и многими другими достойными современниками всё еще значился (по инерции, а вполне возможно, что и в видах на его исправление) в её авторско-редакционном активе. От заработанного литературным трудом Троцкий никогда не отказывался. А вот попытки помочь ему наличными со стороны пресекал. Однако при более чем изрядных расходах на революционное творчество и оплату интенсивной почтово-телеграфной переписки денег не хватало. А отправил он из Алма-Аты своим сторонникам по СССР и белу свету свыше полутора тысяч (преимущественно инструктивных) телеграмм и писем. Немало тратилось на продукты питания с местного базара и на дрова для печей его особняка. Фунт первосортной говядины (чуть более 400 граммов, 1/40 пуда) стоил (местная печать на самом заметном месте регулярно публиковала эти цены) от 28 до 32 копеек. А воз сухих дров – от 3 целковых до 5 рублей 50 копеек. Сотня кизяков обходилась дешевле – от 3 до 3 рублей 20 копеек. Но, наверное, известному всему миру лицу, чьи портреты в Октябрьскую революцию, Гражданскую войну и ещё долго после висели рядом с портретами Ленина, не пристало отапливать печи коровьими кизяками. Выпадали и другие лишения и неудобства, которые Л.Д. считал нешуточными. Крайне был недоволен поганой ресторанной пищей, по его словам, «очень дорогой и гибельной для здоровья». По сезону затяжных осенних семиреченских дождей отписывал своим людям в Москву: «У меня порвались калоши – здесь не достать (№11 или 11,5). Лучше, кажись, последний». Новые калоши нужного размера, выделанные на союзной фабрике «Красный треугольник», спешно доставили в особняк заботливые чекисты. У ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ Эти отменные калоши еще не сносились, как в декабре 1928 года спецуполномоченный ОГПУ из Москвы вручил гражданину СССР Л.Д.Бронштейну-Троцкому под личную расписку конверт с особой бумагой. В ней содержалось единственное требование: немедленно прекратить руководство левой оппозицией. Такое предложение Л.Д. сразу же отверг. В ответ коллегия ОГПУ (бесспорно, с подачи Сталина) 18 января 1929 года постановила: выдворить Троцкого из СССР. Сказано – сделано. В 1932 году Л.Д. призвал с Принцевых островов близ Стамбула: «Сталин завел нас в тупик. Нельзя выйти на дорогу иначе, как ликвидировать сталинщину… Надо, наконец, выполнить последний настоятельный совет Ленина: убрать Сталина». Сразу же отозвался Верховный Совет СССР: он лишил Троцкого советского гражданства. В октябре 1936 года троцкистский «Бюллетень оппозиции» (читай: сам Троцкий, издававший в 16 странах на 15 языках более 30 журналов) провидчески писал: «Сталину нужна голова Троцкого – это его главная цель».
Что дальше произошло с самим Л.Д., более или менее известно. Правда, мало кто знает, что операцию по его окончательной ликвидации Берия, его виртуозы загранопераций Судоплатов и Эйтингон окрестили на охотничий манер: «Утка». Их человек испанец Рамон дель Рио Меркадер вошёл к Троцкому в полное доверие. Лидера IV Интернационала не стало 21 августа 1940 года. Чекистам вся непростая акция обошлась чуть более пяти тысяч долларов США. ОТКРОВЕННЫЙ ТРОЦКИЙ Юрий Фельштинский (y.felshtinsky@verizon.net): Публикуемый ниже документ – письмо Л.Д.Троцкого от 19 июля 1937 года своей жене Н.И.Седовой-Троцкой, – хранится в архиве Троцкого в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета, фонд bMs Russ 13.1 (10598-10631), папка 8. Машинописная копия письма хранится также в международном институте социальной истории (Амстердам), в фонде бумаг Троцкого и его сына Льва Седова «Cоциалистический интернационал большевиков-ленинцев» (SIBL). Следует отметить, что в том же 1937 году Троцкий вёл очень личный дневник, предназначавшийся только для глаз Троцкого и его жены Наталии Седовой и что этот дневник, видимо, Троцким или его женой был впоследствии уничтожен. Письмо от 19 июля 1937 года уничтожено не было. Более того, рукописный текст был перепечатан, и в копии письмо было переслано в Амстердамский архив. Это даёт основания предполагать, что и Троцкий, и его жена не возражали против оставления этого письма потомкам. Публикуя этот единственный в своём роде документ, мы предоставляем читателю право самому сделать выводы о личности автора письма, одного из вождей русской и мировой революции.
В воскресенье Ландеро хотели пригласить меня на завтрак, но я спасся, приехав сюда поздно. Возможно, что такое приглашение последует в следующее воскресенье. Имей это в виду, если приедешь сюда до воскресенья: платье и пр[очее]. Мне придётся, видимо, ехать, как есть: к столь знаменитому бандиту они отнесутся снисходительно, но жена бандита – как-никак дама, одним словом, леди, в задрипанном виде ей не полагается ездить к лордам. Прошу сурьёзно учесть!
Сейчас буду есть собственноручно пойманную рыбу, потом залягу отдыхать часика на два, затем совершу прогулку. Физическое самочувствие хорошее. Моральное – вполне удовлетворительное, как видите, из юнкерского (58-летний юнкер!) тона этого письма. Обедать не зовут. В среду поеду, вероятно, в Пачука – отправить письма, поговорить по телефону или послать, в случае надобности, телеграмму. Опасаюсь, что не застану тебя дома. Но я смогу провести в Пачука часа 2-3 и дождаться тебя. Могу приехать до 9 часов утра и, следовательно, застигнуть тебя наверняка, если ты не будешь уже в Корнавана. – Кстати: ты говорила, что поедешь дня на два. Этого абсолютно недостаточно. Надо оставаться до восстановления обоняния. Здесь на этот счёт условия неблагоприятные. Обедал. Лёжа, читал Temps. Заснул (недолго) Сейчас 3½. Через ½ часа чай. Отложить прогулку? А вдруг дождь. Пожалуй, пойду сейчас. – Наталочка, что вы делаете теперь? Отдыхаете (от меня)? Или у тебя операция? Опять флюс? Как бы хотелось, чтоб ты оправилась полностью. Как бы хотелось для тебя крепости, спокойствия, немножко радости.
© Владислав ВЛАДИМИРОВ
|
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
