Vernoye-Almaty.kz – Очерки истории Алматы

СЕЛЬ

Прошло более тридцати лет с того незабываемого события, очевидцем которого я стал. Нас было четверо: Фалько и Томас — наши коллеги, гости из ГДР, Мурат и я. На Медео мы прибыли автобусом утром в субботу, 24 июля 1973 года. У каждого за спиной было по рюкзаку. Наш путь лежал к леднику Туюк-Су.

По асфальтированной дороге мимо катка «Медео» мы двинулись к плотине. Хотелось быстрее взобраться на эту поперечную складку, созданную людьми, которая заслоняла от нас вид на живописное ущелье, где металась речка Малая Алматинка, прыгая с камня на камень, белая и шумная от быстрого бега, та речка, которая журчала чистой прозрачной водой по арыкам нашего города. Нас обогнали две машины, а на третьей мы уже ехали, обгоняя идущих вверх людей. Дорога пошла влево, а прямо через середину плотины потянулась крутая тропинка, по которой поднимались и спускались люди. Плотина напоминала большой муравейник, а люди маленьких муравьев. С плотины как на ладони были видны высокогорный каток, бассейн и все урочище.

За плотиной велись какие-то работы, правее котлована у экскаватора пыхтело несколько больших самосвалов. Все чаще встречалась загорелая веселая молодежь, у речки на полянах, больших камнях загорали отдыхающие. Мы подходили уже пешком к турбазе «Горельник». Первая короткая остановка у «Горельника» рядом с сернистым источником. Прошли мимо противоселевого укрепления, дальше через мост — это дорога на горнолыжную базу «Чимбулак». По узкому подвесному мостику перешли на левый берег речки.

День выдался очень жаркий. Тропинка повела нас вверх по склонам между елей, по полянам, через густую душистую траву. Трава, цветы, хвоя — пьянили своим ароматом. Вышли к лагерю «Туюк-Су». Он казался заброшенным, пустынным. Чуть выше, на поляне виднелось с десяток палаток напротив последних домиков лагеря. Впереди «Туюк-Су». Не доходя до них, у родничка мы жарили мясо, чаевали. Шли не спеша, любуясь живописными видами, которые открывались перед нами ярким разнообразием цветов. К вечеру добрались до избушки метеослужбы на Мын-Жилках. Рядом с избушкой первое противоселевое заграждение, сложенное из камней, проволоки и бетона, не знаю, кто его придумал. Здесь мы ночевали. Отсюда хорошо видны морена и некоторые пики вокруг ледника. По обе стороны речки вниз уходят громадные отвесные стены скал, отступая от речки лишь ниже «Ворот Туюк-Су».

К вечеру, цепляясь за хребты, поползли облака, они двигались с запада на восток, а в ущелье дул южный ветерок. Ночевали в домике метеослужбы, как говорится, «в тесноте, да не в обиде». Сначала хотели разбить палатку, но потом остались в избушке.

Стемнело быстро, как обычно бывает в горах. Звезды казались очень крупными, яркими и не такими далекими. Стало прохладно, примерно около 10-12°С. Скоро из-за пиков выглянула луна, круглая и яркая. Она повисла прямо над ледником, заливая все ущелье и склоны желтоватым светом. Хребты и скалы преобразились, казались сказочными, неприступными крепостями.

Спали плохо, часто просыпались от непривычных звуков и света луны, которая вскоре начала заглядывать в окно. Только под утро дремоте на смену пришел сон.

Проснулись в шесть часов утра. Было уже светло. Умывались в речке под плотиной. Вода была чистая и холодная, как снег, обжигала лицо. Крепкий чай вернул бодрость и силы. С собой взяли один рюкзак. В него уложили чайник, хлеб, колбасу, огурцы, помидоры, сахар и соль.

Тропка повела нас вдоль речки к морене. Над мореной виднелись стенка ледника и отдельные заснеженные вершины. Лишь шум речки нарушал тишину. Всюду яркие цветы. На полянах они сливались в голубые, белые, оранжевые, фиолетовые пятна, отчего отдельные участки между огромными валунами напоминали нежные необычные ковры. «Ромашки», белые и фиолетовые, голубые незабудки, желтые и фиолетовые фиалки, много других цветов, а вот и первые пушистые серовато-зеленые эдельвейсы.

На морене тропа стала крутой и щебнистой. Исчезли лужайки, кое-где торчали пучки низкой жесткой травы, на камнях местами темнел зеленый мох. Цветы стали однообразными и встречались все реже. Вот и первый снег, мокрый, покрытый серой корочкой. Длинной полосой он жался к затененному северному склону промоины, на дне которой, весело журча, прыгал прозрачный ручей.

Тропа то виляла по щебнистому гребню, то исчезала на каменных россыпях. Наконец подъем кончился, и мы вошли в мир хаотического нагромождения каменных глыб. Морена, которая уходила из-под ледника Молодежный влево под ледник Туюк-Су, казалась мертвой: ни птиц, ни сурков или сеноставок. Этот мир был заполнен другими звуками, которые рождает ледник. В моренные озера, с небольшими по размеру зеркалами, журча, звеня на все лады, вливались ручьи. В некоторых местах вокруг озерка под пиком Молодежный проступала земля, влажная и пухлая, как вата.

Громадный снежный гребень, с которого спускался ледник, уходил на запад, весь изрытый снежными лавинами и покрытый продольными трещинами. Местами из-под обвалившихся снежных громадин выступали скалы, толщина снега над ними кое-где доходила до тридцати — сорока метров. Солнце уже залило светом все это снежное сонмище, и снег слепил глаза.

Перебравшись по выступавшим камням через речку ниже озерка, прыгая с камня на камень, мы свернули к языку ледника Туюк-Су. Края ледника были грязными, шершавыми, изъеденными струйками воды. Добраться до льда сухим было непросто, его со всех сторон окружали ручейки и речушки, которые внизу сливались в довольно шумные быстрые потоки. Всюду по льду текла вода, передвигая мелкие камушки. Ледяной язык спускался прямо в моренное озерко, по форме напоминающее блюдце. У озерка между камней и ручьев на выступающем земляном бугорке ютилась маленькая светлая палатка. Из палатки вышел человек и двинулся в нашу сторону. Мы остановились, поджидая его. Это был плотный, весь шоколадный от загара парень — сотрудник сектора географии при Президиуме Академии наук КазССР. В руках у него был полутораметровый металлический стержень. Поздоровавшись и познакомившись, мы попросили его рассказать о леднике. Мы узнали, что ледник Туюк-Су является крупным для системы гор Заилийского Алатау и средний для Тянь-Шаня. В том месте, где мы стояли, толщина льда была двадцать — сорок метров, а у стенки достигала сто двадцать — сто тридцать метров. Нам очень хотелось подняться немного выше. Мы прошли вверх метров четыреста. Чем выше мы поднимались, тем глубже был снег, тем не прочнее был наст. Снег стал рыхлым, под ним текли струйки воды. Ноги хлюпали по снежной жиже, обувь была полна ледяной воды. Мы выбрались на одинокую каменную плитку, которая в начале нашего пути по леднику казалась черной точкой. Ноги стали согреваться. «Дальше не пойдем, рисковать не надо. Отсюда начинают попадаться трещины, дальше мы ходим на лыжах», — объяснил нам житель ледника.

Впереди хорошо видна стенка ледника, правее выступает пик Туюк-Су, ниже — пик Зои Космодемьянской. Еще правее и ниже на заснеженной вершине виднелся осадкомер. Нам пояснили, что метеорологи поднимаются туда один раз в десять дней. Такая же избушка, как под ледником Молодежный, стоит, оказывается, на самом верху ледника у правого края стенки. Продукты, газ, нужное оборудование и прочее туда доставляют вертолеты. Еще мы узнали о том, что на леднике вместе с нашими учеными работают немецкие специалисты из ГДР. Они составили прекрасную карту ледника Туюк-Су, которой здесь пользуются до сих пор. Пока мы беседовали, стоя на каменном пятачке, я заметил, что на дне следов, оставленных нами на снегу, рядом с плитой, снег потемнел и стала проступать вода. Да, погода стояла необычайно теплая для этого высокогорного края. Мы находились на высоте 3400 метров над уровнем моря. Обычно в это время года (я вспомнил свою последняя прогулку сюда) днем температура стоит около 2°С тепла, а сейчас было около 10°С.

Мы стали спускаться вниз, останавливаясь иногда, чтобы вытоптать на снегу маленькую площадку и немного согреть ноги. Дальше шли по снежной жиже, которая пряталась под снегом, а когда снежный покров кончился, хлюпали по воде, которая стекала по всему леднику. Вода постепенно собиралась в ручьи и внизу ледника напоминала полноводные шумные арыки. Мы попрощались с нашим ледниковым гидом, перешли по дощечке через уже мутный поток и спустились к моренному озеру. Казалось, что морена в этом месте просела и озеро лежит на дне чаши.

Озеро среди нагромождения камней. Лишь местами к воде спускалась пересыпанная осколками камней и крупным песком земля. В таких местах было видно, что берега этой чаши часто рушатся и осыпаются в воду.

Выбрав удобное место, между камней мы устроили привал. Здесь, в ста метрах от ледника, температура воздуха была уже около 20°С. Камни были теплыми, удобное место, чтобы просушить обувь. После ледника было приятно посидеть и выпить пару кружек горячего крепкого чая. Воду для чая брали прямо в озере. Тут же, на берегу, развели маленький костер. Топлива здесь нет, поэтому мы прихватили с собой три небольших дощечки, которые нашли еще около ледника Молодежный. Привал длился около часа. Фалько все время рвался вперед, он успокоился лишь у озерка. Все были довольны прогулкой.

Было четыре часа дня. Правее от озера, у которого мы отдыхали, лежало еще одно озерко. Оно было поменьше и расположилось ниже метров на пять. Когда мы пошли дальше, я задержался у перемычки между озерами. Шириной она была метров двадцать. Меня заинтересовал ее вид. Перемычка просела, слышно было, как под ней журчала вода. Около минуты я смотрел на нее. То в одном, то в другом месте небольшими кусочками обваливалась земля. Я поднялся вправо на бугорок по краю перемычки, чтобы было видно оба озерка. За бугром перемычки не было, она провалилась. Небольшие обрывы по обе стороны говорили об ее ширине. Пройти здесь было невозможно. Меня удивило, как такая хлипкая перегородка в силах сдерживать столько воды, ведь уровень в озерах был различный, а в верхнее озерко вливалось все больше и больше мутноватой воды, потоки ее местами уже не журчали, а шумели. Я перешел перегородку по крупным камням, странно, но многие из них пошатывались, когда на них наступаешь. Товарищи остановились, ища взглядом место, где лучше перейти морену, и поджидали меня. Я подозвал Мурата и показал в сторону перемычки: «Посмотри, как она осела, она напоминает обвалившийся кратер, спускаться будем не по морене, а по склону». Ребята, видно, не обратили на это внимание. Немцам о перемычке ничего не сказали. После этого я старался держаться впереди. На леднике Молодежный, под самым снежным хребтом, мы увидели черные точки, которые группами то поднимались по снежному склону, то спускались вниз. Это тренировались альпинисты.

Прямо у нижнего края озерка виднелся мостик, сложенный из пластиковых труб. Здесь вода вытекала из озера и уходила вглубь морены. По ту сторону мостика лежало несколько таких труб. Концы их были опущены в озеро, и дальше трубы тянулись по морене вниз. По ним, по принципу сифонов, видно, раньше сбрасывали «лишнюю» воду через морену. Но сейчас трубы бездействовали, местами они были разрушены.

Мы пошли на запад. Морена здесь была уже, и скоро вышли на тропу. Спускались не по краю морены, а верхней тропой, которая серпантином виляла по крутому склону хребта. И опять — море цветов. По пути я срывал по цветку каждого вида, чтобы показать дома, какие они красивые и как они разнообразны. Скоро мы спустились к избушке, где ночевали. На полянке, чуть выше избушки, собралась молодежь. На такой высоте солнце дарит загар красивого ярко-коричневого цвета. Нас поприветствовали как старых знакомых и сказали, что в избушке нас ждет чай. Вскоре мы взяли вещи и пошли вниз по большой тропе левобережья. Было около пяти часов вечера. Тропа змейкой уходила вниз, то спускаясь ближе к речке, то взбегая на склон.

Нас обогнала группа из трех альпинистов. Я невольно, в который раз пожалел, что обулся в мягкие кеды, а не в ботинки. Я много раз бывал в горах, истоптал сотни тропинок, а вот ноги натер впервые, и было немного обидно, что из-за каких-то маленьких мозолей на мизинцах, обманул так глупо сам себя, рассчитывая, что в мягкой обуви будет лучше. Вспоминая о рушившейся перемычке у моренных озер, я подгонял ребят, чтобы быстрее пройти узкое место в ущелье. А вот и «Ворота Туюк-Су», родничок, где жарили мясо. Вышли к лугам, с которых был виден лагерь «Туюк-Су». По левой стороне скалы начинали взбираться по диагонали на склон вверх, давая простор сочным зеленым лугам. До этого места каменные стены с двух сторон как бы конвоировали бешеную речушку, и лишь передав ее под надзор одиночных, толстых старых елей, расходились в стороны.

Мы присели отдохнуть на траву среди белых ромашек и невысокой заячьей капусты (бузульника). Отсюда начали попадаться маленькие пташки, а вверху мы так и не видели в этот раз ни одной птицы. А раньше встречали и кекликов, и куропаток, выше — уларов и арчовых дубоносов. Только на подходе к Мын-Жилкам в этот раз мы видели на правом склоне, как паслись два сурка. Я подумал, что раньше и птицы и звери здесь встречались часто. К сожалению, высокогорные птицы и звери не очень любят соседства с человеком, отдают предпочтение более глухим местам, да и браконьеры не дают им спокойно жить.

Разговор шел о леднике, о красоте наших гор. Мы в шутку вспомнили о том, что для полного представления о леднике не хватает увидеть его разрушительную силу. Ледник поит долину, степь, вода дает жизнь. Об этом никто не вспоминает. И редко кто говорит, а есть люди, которые и не знают, откуда в речках и арыках города такая хрустальная вода. Не нравится леднику, когда о нем забывают. Он нет-нет да и разгневается, и горе тому, кто встал на его пути, замешкался, кто беззаботно забыл о его существовании.

Ребята сидели лицом к долине, а я смотрел в сторону гор. Всегда немного грустно расставаться с вершинами, альпийскими лугами, где побывал и к которым неизвестно когда еще вернешься. На таких коротких привалах я люблю смотреть на вершины.

Вдруг я услышал шум, он был слабый и неясный. Я посмотрел на товарищей, они беседовали и, видно, ничего не слышали. Шум стал четче. «Слышите шум? Это сель», — сказал я. Все повернули головы в сторону ледника. «Может быть, это вертолеты залетели со стороны Чимбулака», — продолжил я. В селеопасный период они часто появлялись в этих местах. Мы прислушивались секунд тридцать. Все были уже на ногах. Шум нарастал и стал переходить уже в грохот, никаких вертолетов не было видно. «Нет, это сель, надо отходить», — продолжал я свои комментарии. Мы быстро стали подниматься вверх по склону. Грохот нарастал очень быстро. Прошло секунд двадцать. Я оглянулся влево и увидел рыжую массу, которая, прыгая и извиваясь по речке, со свирепым грохотом мчалась вниз. Сель, я не мог оторвать взгляда, секунды — и его голова проносится мимо, вал метров 16 высоты. Какая стремительность и бешеная сила!

Перед собой вал толкал кучу камней, некоторые казались по размеру больше грузовых машин. Они кололись и грохотали, руша все на своем пути. Грохот стал таким, что, чтобы услышать друг друга, надо было кричать. Я мельком взглянул на товарищей. Они поднимались метров в пятнадцати впереди, оглядываясь на сель. Фотоаппарат был у ребят, и я очень жалею, что не смог заснять голову селя. Вот над валом подлетела, как хворостинка, огромная ель, и через секунду куски от нее полетели метров на двадцать в разные стороны. Казалось, что в голове селя постоянно взрываются снаряды. Грохот, треск, стук, клубы пыли и земли, в разные стороны летят камни, осколки скал, земля, грязь. На часах было 18 часов 10 минут. С того места, где я увидел впервые вал, до лагеря «Туюк-Су» было около 1100 метров. Сель покрыл это расстояние ровно за одну минуту, какая скорость, это свыше 60 км в час. Сель с разгону врезался в берег выше лагеря, выбрасывая камни и грязь. Здесь русло речки делает небольшой зигзаг, уходя вначале вправо, а затем сворачивая вниз, выходя напрямик к долине. Отброшенный берегом вал рванулся вправо, в ту сторону, где мы видели туристические палатки, и исчез за изгибом.

Метрах в сорока пяти от нас ревела и грохотала коричневая масса, земля стала дрожать, гулко отдаваясь толчками разной силы. Все ущелье заполнилось невероятным диким шумом. Невдалеке над нами нависали скалы. Я крикнул, что нам надо спуститься ниже, вдоль по склону, здесь небезопасно, могут быть камнепады. Мы были сильно возбуждены от увиденного, поражены силой и стремительностью селя, и как-то не верилось, что стали очевидцами такого редкого явления. Мы высказывали друг другу свое удивление и то, что вовремя услышали шум, отошли. Всех больше всего беспокоил один вопрос: выдержит ли такой чудовищный удар плотина? Уйди мы с ледника на час раньше, и могли бы стать свидетелями этого единоборства плотины и селя, конечно, если бы последний не застал нас врасплох. Сегодня воскресный день, и в долине, в урочище много отдыхающих, любителей природы. Эти мысли действовали угнетающе, мы знали, что жертвам быть в любом случае. Над первыми домиками лагеря, выше, метрах в ста мы присели на кусок скалы. Отсюда был хороший обзор. Поляна, на которой стояли палатки, напротив лагеря, была забросана грязью, камнями. Выше поляны сновали люди. Видны были лишь крайние дальние палатки, и то не полностью, остальные исчезли под грязью.

Грохот не стихал. Из лагеря к нам пришел парень, звали его Слава. Он был в рубахе и в плавках, рассказал, что, когда услышал грохот, находился у речки. Из палаточного лагеря на противоположной стороне тоже были люди, но вроде все успели разбежаться, жертв нет. Я дал ему спортивные штаны, так как стало прохладно, а в избушку, где были у него вещи, заходить было рискованно, она стояла слишком близко к селю.

Сель все глубже вгрызался в землю. Стали рушиться берега, на склоны медленно поползли обрывы. То в одном, то в другом месте с грохотом, превосходящим рев селя, рушились, отваливались огромные куски берега, ели, скалы. Сель жадно пожирал все это и, грубо пережевывая громадные ели, вроде это были не великаны в три обхвата, а спички, уносил вниз. Так сель наращивал сам себя, увеличивая свою и без того гигантскую силу. Елки падали с обрыва одна за другой, и никто не в силах был помочь им выжить.

Как «черт мешок развязал», ледник продолжал извергать с такой же силой, если не больше, грязекаменную массу. Прошло около часа. Вот опять вздрогнула очередная ель и медленно, медленно, с куском земли начала отделяться от берега. Как только она слегка наклонилась, из-под нее выскочил мальчишка и бросился бежать вверх. Еще секунда, и он бы не успел выскочить. Непонятно, как он очутился там, может, страх загнал его туда и он, видя, как летят на палатки камни и грязь, спрятался за елку, не догадавшись с перепугу отбежать вверх, боясь попасть под грязекаменную бомбежку, он сидел до последнего момента.

Сель перестал уже разбрасывать камни и грязь, так как значительно углубился и рожденные им обрывы препятствовали этому. В это время мы увидели большую группу людей, которые спускались по нашей стороне вниз. Дойдя до лагеря, они остановились. Передвигались они с остановками, плотной цепью, сторонясь грозного соседа. Скоро эта группа подошла к нам. Видя, что мы ведем себя спокойно, не паникуем, они присоединились. Среди них я узнал двух парней, которые находились в избушке, где мы ночевали. Они были очень озабочены, напуганы. Одежда на них испачкана грязью, кое-где видны были ссадины. «Что случилось?» — спросил я. Они рассказали, что вышли следом за нами из избушки примерно через полчаса. С ними были две девушки. В том месте, где ущелье с двух сторон от речки стеснили скалы, было много всяких цветов. Девчонки отставали, иногда срывая их. В этом месте их и застал сель. Ребята находились впереди. Они успели взобраться по склону, и сель слегка задел их грязью и небольшими камнями, а девчонки не успели. Ребята пытались их искать, но безрезультатно, в том месте, где девочки собирали цветы, бушевал сель.

Вскоре мы собрались в путь. В это время со стороны «Горельника» к нам подошел парень, который сопровождал нас на леднике, и сказал, чтобы мы держались верхней тропы, ведущей к «Горельнику». Нижней тропы нет, ее сожрал сель.

Мы, не спеша, растянувшись гуськом, двинулись к «Горельнику». Иногда останавливались. Сверху, с тропы были видны обрывы, рожденные селем. Берега продолжали рушиться, обрывы становились все выше, а по руслу речки между ними гремел и бушевал сель.

Вскоре тропа стала забирать влево. Мы подходили к лагерю. Впереди вдоль тропы стояли люди. Когда мы поравнялись с ними, они стали спрашивать, нет ли среди нас врачей. Вот уже и долинка лагеря. Везде суетились люди. Правее, ниже тропы, кое-где были белые пятна, похоже, что это были лежавшие люди, прикрытые белыми простынями, первые жертвы, которые мы увидели. Здесь наша группа распалась. Мы остались вчетвером.

Хотя сель был далеко в стороне, в лагере царила некоторая паника. Мужчины с рупорами что-то кричали, собирая людей в группы. Я подошел к одному из них, сказал, что нам надо выйти к плотине, так как с нами два иностранца и не очень хотелось, чтобы они видели, что творится в лагере, это не их, а наши дела. Мужчина ответил, что это невозможно, все на общем положении и до утра должны находиться здесь. Я подошел к Мурату и объяснил ситуацию. Мы решили уйти из лагеря, перевалив через хребтик в соседнее ущелье, где внизу находился «Просвещенец», и выйти на дорогу к мосту ниже Медео. Немцам все объяснять не стали, они были возбуждены и несколько напуганы. Мы пошли в сторону склона, где наш путь пересекала группа туристов, которых вели вверх по ущелью Горельник. В рупор нам крикнули, чтобы мы присоединились к группе, приняв нас за находящихся там туристов. Мы ответили, что забыли рюкзаки, захватим их и догоним группу. Стало быстро темнеть. Вскоре тьма поглотила нас.

Выйдя на склон, мы начали медленно подниматься вверх. Я никогда не думал, что в этом месте склон был таким крутым. Мы поднимались среди небольших скал по склону, заросшему густой травой и кустарниками. Я передвигался, с трудом превозмогая боль. Мозоли на ногах полопались, ноги горели, точно я шел по горящим углям. Глаза привыкли к темноте, но идти было очень трудно. Немцы стали говорить, что этот ночной переход не менее опасен, чем сель. Остановились отдохнуть.

Внизу под нами была плотина, вся залитая светом прожекторов. Видно было, как на плотине копошатся и снуют люди, много военных, больших машин, техники. Выше плотины образовалось грязное озерцо. Очевидно, нижние шлюзы в плотине забились грязью, камнями, а вода прибывала и ее сбрасывали по большим трубам через плотину. Сбрасывали воду ограниченно, чтобы не вызвать ниже плотины вторичный сель. В верхней части озерка плавали обломки деревьев. Глядя на эту необычную панораму, нас не покидала беспокойная мысль: выдержит ли эту грозную грязевую массу плотина, хотя перед первым ударом селя она устояла. Если, не дай бог, плотина прорвется, то изуродует город и его окрестности, будет много жертв. Это беспокойство гнало нас в город, где остались наши семьи.

Скоро мы вышли на тропу, ведущую через перевал в соседнее ущелье, пошли быстрее. Пройдя мимо крайнего домика в «Просвещенце», вышли к мосту. Стояла какая-то гнетущая тишина, мы не встретили ни одного человека. Было уже два часа ночи. По трассе, в сторону плотины прошли две пожарные машины и большая трехосная — военная. В сторону города шла машина, по огонькам фар видно было, что легковая. Мы остановили машину, оказалось — правительственная. Кроме водителя, в ней никакого не было. Он согласился довезти нас до города, узнав, кто мы и откуда здесь появились. По дороге он нам рассказал, что выше города эвакуировали всех людей из санаториев и лагерей. Приехали в город. Водитель денег с нас не взял. Немцев отвезли в гостиницу, а нас он развез по домам, за что мы были ему очень благодарны. Видимо, экстремальные ситуации сближают, объединяют людей, вызывают желание помочь друг другу.

Город спокойно спал. Дома о селе ничего не знали. О селе сообщили только утром, видимо, чтобы не вызвать панику. Потом было еще недели две тревожных дней, но плотина и круглосуточно работающие на ней люди выстояли, сель был укрощен.

© Рудольф МОИСЕЕВ
Опубликовано в журнале «Простор», №3 (март), 2006 г.

© 1996 Lyakhov.KZ — Большая энциклопедия Казнета