 |
 
|
|
 Мой род: Гольцевы — Проскурины
В ПЕТРОГРАДЕ НА ФОНТАНКЕ ЖИЛИ-БЫЛИ УЧЕНИЦЫ
В то время, как её мама Мария Александровна, овдовевшая в том же 1906 году, что и Аделаида Викторовна (см. очерк «Капитан Гольцев – жертва Первой революции»), не только трудилась надзирательницей гимназий и классов Виленского и Варшавского учебных округов, но и сама вела школьные программы французского языка, географии и истории, музыки и пения, занималась с подрастающим поколением гимнастикой и физкультурой. Однажды бабушка попросила внучку сбегать в ближайший киоск и купить газету «Копейка». И с радостью, что уже умеет читать не только детские книжки, но и взрослую прессу, 10-летняя Ната вдохновенно доложила родственникам новость о том, что Российская империя вступила в Первую мировую войну против Германии и Австро-Венгрии.
Один за другим ушли из родительского дома на фронт сыновья Игнатьевых – офицеры Николай, Аркадий, Владимир и Георгий, после чего затерялись их следы на путаных дорогах двух революций – Февральской и Октябрьской – и двух войн – Первой мировой и Гражданской (см. очерк «Игнатьевы: документы из военной жизни»)… Так случилось, что тяжёлое и смутное время оставило вдову Игнатьеву (в девичестве – Гадзиевская) одну с сыном-инвалидом Серёжей. Предположительно прабабушка тихо скончалась в родном Могилёве, в бревенчатом домике с двором и садом, располагавшемся где-то в Краснопольском переулке (ныне – улица Яцыно).
Вот в шелесте чёрно-белых страниц звучит эхом детского восприятия Первая мировая война и утверждение в августе 1915 года в Могилёве Ставки Верховного главнокомандующего Вооружёнными силами России, коим был сам император Николай II. На станции Могилёв состоялась отправка на фронт молодых офицеров из семьи Игнатьевых — Николая, Аркадия, Владимира и Георгия. Отсюда же эвакуировался в Петроград и персонал женской гимназии под началом педагога Марии Александровны Гольцевой (Игнатьевой). В городе на Неве, уже поменявшем своё название с «непатриотичного» Санкт-Петербурга на Петроград, Нату Гольцеву определили в Екатерининский институт¹ как пансионерку Алексеевского главного комитета² — с полным пансионом, учёбой и воспитанием. И даже с отдыхом в детском санатории в Финляндии! Мама хорошо запомнила зимнюю поездку в Сосновый Бор (Халила), где дети отдыхали в императорском санатории для лечения лёгочных болезней. Кроме отлично налаженного быта и замечательной природы, мама представила на вкус меню офицерских сирот, а ныне — благородных девиц: «Кормили прекрасно! Пища была разнообразной и очень вкусной. Обед состоял из трёх блюд. А разве забудешь сбитые сливки с черносливом, пломбир с орехами и изюмом, пирожные «кузнечики», которые с вилки отскакивали в тарелки…».
С большой теплотой вспоминала она врача Екатерининского института Радована Ивановича Калуджеровича-Сарапа, спасавшего маму от постоянных заболеваний — то гриппа, то воспаления лёгких, то скарлатины. Добрый доктор Айболит «…был моим лечащим врачем. Высокого роста, полный, всегда улыбающийся. Каждый раз он приносил мне плитку шоколада».
Сиротский дом учил разуму и совершенству в самых разных областях знаний — в точных науках, словесности и литературе, истории и географии, рукоделии и рисовании, в подвижных играх и физкультуре. А танцами и балетом с воспитанницами института занимался артист Мариинского театра Христиан Кристерсон!
Но однажды нагрянули «три богатыря», провозвестники Революции — крестьянин, матрос и солдат. Задарма объели детей и без экивоков объявили Советскую власть. Воспитатель Лидия Николаевна сообщила: «Дети! В нашем государстве произошли большие перемены. Наш государь-император Николай Второй отказался от престола. Кто будет править, ещё неизвестно… Но теперь вы сами должны обслуживать себя, так как прислуга будет занята на собраниях». Начались трудовые дни. Детство закончилось… Благополучное доселе учебное заведение было закрыто.³ В ту холодную осеннюю пору 1918 года уже вовсю бушевала эпидемия «испанки» (испанского гриппа). Переведённым в единую трудовую школу обнищавшим и голодным ученицам приходилось выживать. Не было ни масла, ни солонины, ни хлеба, возле кружки с кипятком лежали две половинки картофеля в мундире, в лучшем случае щи из капустки. Дети пухли от голода и уже стали привыкать к вынужденному исходу…
В мамином дневнике начало новой социалистической эры отмечено календарной сменой — 25 октября, день рождения Страны Советов, стало 7 ноября. Соответственно, и день рождения мамы сменили на 10 ноября. Жизнь бурно и самостийно преображалась «по воле трудящихся». Жестокое противоборство старого и нового перешло в Гражданскую войну, стали обычными термины «красный террор» и «пролетарская чистка». Записанным в пионеры-безбожники приходилось участвовать в обморочных субботниках и ходить на митинги на Дворцовую площадь, где блистал красноречием нарком просвещения Анатолий Луначарский. Остались в памяти встречи с певцом Фёдором Шаляпиным, поддержавшим власть большевиков. В доме красного кирпича по адресу Малая Посадская улица, дом 16 в 1917 году с детьми Натальей и Сашей жила Мария Александровна Гольцева, надзирательница прогимназии Минпроса. На питерской квартире бывали гости, помогавшие семье Гольцевых. Возможно, что повидаться с Марией Александровной заезжали Иван Максимович Игнатьев (судя по всему, родной брат офицера Александра и педагога Софьи) и две его дочери — Тамара и Людмила, могилёвские педагоги.
Мама Ната в дневнике отметит любимых педагогов, сестру деда Игнатьева Софью Максимовну и её подругу Анну Сергеевну — вечно прокуренных дам, с низкими мужскими голосами, любившими побалагурить у горящего камина. В 1925 году, когда ей уже было 75, тётя Соня приехала в Сочи, где на вилле «Вера» жила в квартире семья Кожевникова-Гольцевой. Во время отдыха Софью Максимовну неожиданно парализовало, с потерей речи. Прожила она после этого недолго, и похоронена на кладбище Хосты. Помнит мама двух инспектрис старших классов — Любовь Петровну Пец и сменившую её Ольгу Петровну Принц. Когда Революция и Гражданская война оставили маму Наталью одну, без мамы и родственников, «Ольга Петровна усадила меня за стол и стала расспрашивать всё о моей семье. Я ей рассказала, что папы у меня нет, он умер, когда мне не было и 3-х лет. Бабушка живёт с больным дядей в Могилёве. Маму ещё два года назад командировали на Украину открывать школу. Есть у меня брат, который живёт с мамой. А я у тети Сони. Но она меня во время голода отдала сюда (в трудовую школу Ушинского). А теперь, кто у меня есть, я даже не знаю». Принц вдруг протянула Нате телеграмму из Москвы за подписью тов. Мусиенко: мол, если хочешь видеть свою маму, приезжай в Москву, в общежитие мединститута, что на Арбате. Надо было видеть эту трогательную сцену в кабинете: «…Я от неожиданности расплакалась. Значит есть мама, есть брат. Надо ехать, конечно, только ехать». Перед отъездом тётя Соня оставила Ольге Петровне денег на дорогу. Провожать Нату согласился её друг Петя Конинский, юнкер кадетского корпуса: ходить по ночным улицам было небезопасно. Петя бережно собрал в поездку продукты — несколько печёных картофелин «в мундире», полбулки хлеба, кусочки сахара и даже икру от воблы. Мама Ната везла с собой самое дорогое — иконку, которой благоволила мама, несколько её писем, фотокарточки, шкатулку с мелочью и шерстяное одеяльце. Неухоженная девочка из Трудовой школы однажды вспомнила песенку про чижика-пыжика, популярную среди молодёжи Питера в самых разных вариантах текста. «Жить так больше не хочу, я из клетки улечу», — оптимистично излагала Ната чириканье птички-невелички, повторяя детские стишки на свой новый день рождения. Наталья сберегла вкусную сайку, чтобы хоть немного скрасить себе голодный утренник. Вместе с чижиком они распахнули тяжёлую дверь детдома и полетели прочь искать потерянных маму, детство, радость бытия…
Примечания:
Источники:
© Владимир ПРОСКУРИН
|
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
